Энея хотела взять его за руку – и увидела, что де Сойя лишился трех пальцев. Тогда она положила ладонь рядом на одеяло.
– Отец капитан, – очень мягко сказала она.
– Энея, – выговорил де Сойя. Его темные глаза впервые по-настоящему взглянули на нее. – Ты то самое дитя… столько месяцев гонялся за тобой… смотрел на тебя, когда ты вышла из Сфинкса. Невероятное дитя. Так рад, что ты выжила. – Он посмотрел на меня. – А ты Рауль Эндимион. Я видел твое досье. Едва не схватил тебя на Безбрежном Море. – Снова накатила волна боли, отец капитан прикрыл глаза и закусил обожженную, окровавленную нижнюю губу. Наконец он снова открыл глаза. – У меня есть твоя… личная вещь. На «Рафаиле». Священная Канцелярия позволила мне забрать ее… Сержант Грегориус тебе отдаст, когда я умру.
Я кивнул, понятия не имея, о чем он говорит.
– Отец капитан де Сойя, – прошептала Энея. – Федерико… вы слышите меня?
– Да, – выдохнул он. – Обезболивающее… сказал сержанту Грегориусу «нет»… не хочу уйти во сне. Уйти легко. – Боль вернулась.
Кожа на шее и на груди де Сойи обуглилась и растрескалась, как чешуя, из трещин сочилась кровь. Он не открывал глаз, пока боль не отступила. Этот приступ длился дольше. Вспомнив, как меня скрутила почечная колика, я попытался представить, что он сейчас чувствует, – и не смог.
– Отец капитан, – позвала Энея, – вы еще можете выжить…
Де Сойя, превозмогая боль, энергично покачал головой. Его левое ухо обгорело почти до угольной черноты. У меня на глазах кусок ушной раковины отвалился на подушку.
– Нет! – прохрипел капитан. – Я сказал Грегориусу… никаких частичных воскрешений… идиотом, бесполым придурком… – Сквозь опаленные зубы прорвался кашель – а может, смешок. – Я священник, насмотрелся. Все равно… устал… устал от… – Остатки обгоревших пальцев постучали по розовому кресту на груди. – Пусть эта тварь сдохнет со мной.
Энея кивнула:
– Я не о воскрешении, отец капитан. Я говорила о жизни. Об исцелении.
Де Сойя попытался моргнуть, но обгорелые веки не слушались.
– Не хочу – узником Империи… – выдавил он. Каждая фраза сопровождалась тяжким, всхлипывающим вдохом. – Они… меня… казнят. Я заслужил…. Убил много невинных… мужчин… женщин… защищая… друзей.
– Отец капитан, Империя по-прежнему нас преследует. Но у нас есть корабль. В нем – автохирург.
Сержант Грегориус, тихо стоявший у стены, выступил вперед. Карел Шан не приходил в сознание. Хоган Жабер, затерявшийся в пучине собственных горестей, никак не реагировал.
Энее пришлось повторить свои слова, чтобы смысл сказанного дошел до отца капитана.
– Корабль? – переспросил он. – Древний корабль Гегемонии, тот, на котором вы скрылись? На нем нет орудий?
– Нет. И никогда не было.
Де Сойя покачал головой:
– На нас наскочило… должно быть… полсотни кораблей… класса «архангел». Подбил… несколько… остальные… еще там. Нет ни единого шанса… добраться… до… точки перехода… прежде… – Он опустил обожженные веки, пережидая боль. На этот раз она едва не унесла его. Но отец капитан вновь заставил себя вернуться.
– Все будет хорошо, – прошептала Энея. – Это мои заботы. Вы будете в автохирурге. Но прежде вам надо кое-что сделать.
От изнеможения отец капитан не мог говорить, но повернул голову, чтобы лучше слышать.
– Вы должны отречься от крестоформа. Отказаться от такого бессмертия.
– Я бы с радостью… – выдохнул он. – Но увы… не могу… единожды принятый… крестоформ… не может быть… отторгнут.
– Нет, может, – шепотом возразила Энея. – Если вы решитесь, я сделаю так, чтобы он отпал. У нас очень древний автохирург. Он просто не сможет лечить вас, пока этот паразит пронизывает все ваше тело. А христианского реаниматора на борту нет…
Тут де Сойя протянул к ней обугленную трехпалую руку и крепко ухватил ее за рукав.
– Не важно… не важно, пусть я умру… сними его. Сними его. Умру истинной… Снова… католиком… если ты… поможешь мне… его… СОДРАТЬ! – Последнее слово он почти прокричал.
– У вас найдется чашка или стакан? – повернулась Энея к сержанту.
– В аптечке есть кружка, – ответил сержант. – Но воды нет…
– Я принесла. – Энея сняла с пояса термос-флягу.
Я думал, во фляге вино, но там была самая обыкновенная вода, мы набрали ее перед выходом из Храма-Парящего-в-Воздухе. Энея не стала терять время на поиски тампона, спирта, стерильного ланцета – она взяла у меня охотничий нож и резанула себе по пальцам, а потом опустила руку в прозрачную пластиковую кружку, и в воде расплылись алые разводы.
– Выпейте это, – сказала она отцу капитану де Сойе, помогая ему приподнять голову.
Умирающий отхлебнул, закашлялся, отхлебнул еще раз. Когда Энея опускала его голову на подушку, он закрыл глаза.
– Крестоформ отвалится через двадцать четыре часа, – прошептала моя спутница.
Отец капитан де Сойя снова издал кашляющий смешок.
– Через час я умру.
– Вы будете в автохирурге через пятнадцать минут, – улыбнулась Энея. – А теперь – поспите… но только не умирайте, Федерико де Сойя!.. Не умирайте. Нам о многом надо поговорить. А вы еще должны оказать мне… нам большую услугу.
Сержант Грегориус подошел поближе.
– Мадемуазель Энея… – Он замялся, переступил с ноги на ногу и попробовал снова: – Мадемуазель Энея, а мне можно… э-э-э… причаститься этой водой?
– Да, сержант. – Она посмотрела ему прямо в глаза. – Но если вы выпьете хотя бы глоток, вам уже никогда не носить крестоформ. Никогда. Воскрешения не будет. А еще проявятся другие… побочные эффекты.
Грегориус решительно отмахнулся:
– Я десять лет во всем следовал за капитаном. Последую и теперь. – И сержант сделал большой глоток розоватой воды.
Глаза де Сойи были закрыты, я думал, он спит или просто потерял сознание, но он приоткрыл веки и сказал Грегориусу:
– Сержант, принесите месье Эндимиону сверток, который мы вытащили из катера.
– Есть, капитан.
Порывшись в хламе, сваленном в углу комнаты, он вручил мне запечатанный тубус.
Я взглянул на священника.
– Открою, когда ему станет получше, – сказал я сержанту.
Грегориус кивнул, поднес кружку к губам Карела Шана и влил ему в рот немного воды.
– Карел может скончаться до подлета корабля. – Сержант поднял глаза. – Или там два автохирурга?
– Нет, – покачала головой Энея, – автохирург один. Но в нем три ячейки. Вы тоже можете залечить свои раны.
Пожав плечами, Грегориус подошел к Жаберу и протянул кружку ему, но тот лишь тупо уставился на сержанта.