Она никогда раньше не была влюблена и не собиралась влюбляться. Ей и в голову не приходило, что она обойдена судьбой. И вдруг словно небеса внезапно разверзлись — огненный вихрь новых эмоций, подхватив ее, унес с собой. Ну ничего, подумала Элла, она справится с собой. Справлялась до сих пор, справится и на этот раз. И Джасу вовсе незачем знать, что близость с ним разом перевернула ее жизнь.
— Ну, и что ты теперь намерен делать со своим ковриком? — нарочито весело спросила она, заставив себя проглотить невысказанный вопрос.
Он как раз целовал ее. Услышав ее слова, Джас как будто замер. Потом вытянулся рядом с ней на кровати и, обняв ее за талию, притянул к себе.
— Да Бог с ним, с ковриком, мне не до него, — рассеянно ответил он. Крепче прижавшись к Элле, он, не отнимая своих губ от ее щеки, произнес: — Мне сейчас так хорошо, что даже не хочется ни о чем думать. Я предпочел бы просто наслаждаться этой минутой. Если ты не против, конечно.
— Чудесно…
— Всегда считал себя рассудительным и сдержанным человеком. И теперь мне просто не верится, что ты тут, рядом со мной, — чуть слышно прошептал он.
— Хм… Сдается мне, так оно и есть. Во всяком случае, мое «я» утверждает, что это так.
Внутри у нее все вдруг сжалось, но, почувствовав, как он теснее прижимается к ней, Элла успокоенно вздохнула. Повернувшись на бок, она прижалась спиной к его животу и податливо подвинулась, когда Джас закинул на нее ногу. Оказывается, он так и не снял носки! Окажись на его месте любой другой мужчина, она бы возмутилась, но сейчас лишь иронично хихикнула. К тому же у него очень красивые носки, отметила она.
— Если ты не против, может, останешься до утра?
— Конечно… — Элла почувствовала, что он ищет ее руку, и протянула ему ладонь. Джас крепко сжал ее пальцы.
— Вот и хорошо.
— Только я храплю, как взвод солдат, — предупредила она.
— Все нормально. Я тоже.
— Завтра утром мы оба будем в ужасе.
— Это уж точно…
Его дыхание стало глубже. Элла знала, что не заснет. Похоже, эта ночь обещает быть длинной, решила она, перебирая в памяти все, что произошло между ними. Джас шумно засопел. Похоже, вот-вот захрапит, вздохнула Элла. Измученное тело отчаянно требовало отдыха. Глаза у нее слипались. Убедившись, что Джас крепко спит, она прижала его руку к губам и нежно поцеловала кончики пальцев.
— Все-таки ты идиотка, — прошептала она, обращаясь к самой себе. И тут же провалилась в сон.
— Боже мой! Что я наделала?! — бормотала Элла, вцепившись руками в изгородь.
Лицо Мэтта было пепельно-серым. Ей доводилось читать о том, как сереют лица людей, но сама она никогда такого не видела и, если честно, до сих пор считала это просто художественным преувеличением. Но сейчас она уже так не думала. Золотисто-коричневый загар с лица Мэтта будто губкой стерли, глаза стали каким-то мертвыми, виски ввалились, как у запаленной лошади.
Их группа гуськом вышла из учебного корпуса и направилась через лужайку, где проходили практические занятия, к невероятно заросшей живой изгороди — там им должны были показать, как с помощью обычных садовых ножниц можно превратить заросли в произведение искусства. Мэтт нагнал Эллу и крепко схватил за руку. Убедившись, что они остались одни, он рывком развернул ее к себе, и взгляды их встретились.
— Я все рассказал Лорне. О нас с тобой.
— Ты… что?! — Ей с трудом удалось сдержать испуганный крик.
— Она уходит от меня. Я все-таки сделал это, Элла.
Она уставилась на него, открыв рот. Ей вдруг вспомнилось, что такую сцену она видела в кино. И тут ее охватила злость. «Ну уж нет! — хотелось заорать ей. — Давай-ка все сначала! Еще один дубль: выходим из корпуса, ты берешь меня за руку и со слезами благодарности объявляешь, что твой брак спасен!» Но это была жизнь, а не кино. Вот он стоит перед ней с видом побитой собаки, и неизвестно теперь, что им делать.
Мэтт растерянно поморгал, будто сумел услышать ее безмолвные вопли. Потом резко отвернулся и чуть ли не бегом ринулся вдогонку за группой. Было заметно, что он старается держать себя в руках. Но от его прежнего мягкого юмора и доброжелательности не осталось и следа. Все остальные тоже это заметили. Когда Пьер на ломаном английском что-то спросил у него, Мэтт сердито рявкнул: «Говори нормально! Что, черт возьми, ты там лопочешь?!» Потом Валери вдруг объявила, что всегда приглашала кого-то стричь изгородь, потому что у нее, дескать, слишком слабые руки, и она не может удержать автоматическую машинку. Мэтт злобно посоветовал ей в таком случае сидеть дома и делать маникюр. А стоило Джону обронить одну из своих грубоватых шуточек, как Мэтт взорвался: «Заткнись и придержи язык! — рявкнул он. — Может, хоть тогда чему-нибудь научишься!»
Неудивительно, что все они присмирели, выглядели запуганными и с овечьей покорностью кивали всякий раз, как Мэтт указывал на всякие трудности, подстерегающие их. Они безмолвно следили, как он со злостью дергает рычаг, но проклятая машинка для стрижки отказывалась заводиться. И когда он, потный, со вздыбленными волосами, гаркнул: «Да чтоб тебе провалиться, дрянь такая!» — все молча попятились, поглядывая на него с боязливым восхищением.
Потом он выстроил их рядком, заставив всех ровнять изгородь. На долю каждого пришлось около ярда. Учитывая, что живая изгородь вымахала в высоту примерно на семь футов, это оказалось чертовски нелегким делом. Скоро даже у самых крепких в их группе руки буквально отваливались от непосильного напряжения. Словно во сне, Элла смотрела, как хрупкий, элегантный Пьер, которого легче было представить среди цветов или черенков, чем с громоздкой машинкой для стрижки в руках, напялив защитные очки и огромные наушники, безуспешно сражается с буйной зарослью на самом верху. Из-за этих дурацких наушников он здорово смахивал на Микки-Мауса. Джон хотя и щеголял внушительной мускулатурой, но — это было видно по его недовольному лицу — охотно уступил бы эту работу кому-нибудь другому. В общем, справлялся он неплохо — машинка в его руках с ревом металась туда-сюда, словно гигантская зубная щетка. А когда он, обливаясь потом, опустил ее на землю, то глазам восхищенных зрителей представилась изумительно ровная живая изгородь.
Наступила очередь Эллы. Стиснув зубы, Мэтт молча стоял рядом, пока она отчаянно дергала за рычаг, стараясь завести проклятую машинку. Руки его были сложены на груди, а выражение лица — отсутствующее.
И пока Элла, потная, растрепанная, кромсала листья и ветки, выгрызая отверстия в тех местах, которые были заранее отмечены защипками, она вдруг с ошеломляющей ясностью поняла две вещи. Первое: карьера дизайнера живых изгородей явно не для нее. И второе: произошло нечто ужасное.
— О Боже! — прошептала она, снова ожесточенно набрасываясь на неряшливый куст, и, шагнув вперед, едва не скрылась в нем с головой. Выругавшись, Элла велела себе быть повнимательнее и снова приступила к делу. На других она не смотрела. С наушниками на голове и машинкой для стрижки, которая выла, как полицейская сирена, она все равно не могла ничего услышать. К тому же ей казалось, что руки ее вот-вот отвалятся. Чертова машинка оказалась очень тяжелой, но Элла знала, что не может сейчас сделать то, что непременно сделала бы в иной ситуации. Будь все по-другому, она бы выключила эту проклятую жужжалку, а потом, сделав гримаску, заявила бы со смехом, что, пожалуй, найдет себе занятие полегче.