— Ты помнишь Джеймса Бриггса? — Кажется, Элле это имя было знакомо. Ах да, вспомнила она, один из сослуживцев отца, ставший потом другом семьи.
— Да, конечно.
— Мы любили друг друга. Любили много лет. Может быть, и сейчас любим. Но он переехал, живет где-то в Норфолке. У них с Элизабет теперь все хорошо, да и время, когда еще можно было все изменить, давным-давно миновало. Знаешь, сколько длился наш роман? Пятнадцать лет!
— О Господи! — ахнула Элла.
— Но я не думаю, что твой отец когда-нибудь любил по-настоящему. Нет, это вовсе не значит, что он мне безразличен. Мы с ним всегда уважали друг друга. Никогда не ссорились, у нас общие интересы, и мы прекрасно ладим до сих пор.
— Но…
— Ты должна понять, что мы все же очень разные. Мне с детства внушали, что жена должна быть мужу опорой в жизни. Может быть, ты сочтешь это предрассудком, но избавиться от него не так-то легко. Мне бы и в голову не пришло устроить сцену или уйти от него. И никто никогда не узнает, что мне довелось пережить, ни одна живая душа.
— Ох… — Элле хотелось кричать, плакать, грозить небу кулаком, но она молчала, глотая слезы.
— Но, надеюсь, твоя жизнь сложится иначе. Ты свободна. Ты молода. В один прекрасный день ты встретишь человека, который полюбит тебя, и это будет чудесно. Я и раньше тебе это говорила. Тогда ты поймешь, что такое любовь. Просто почувствуешь это.
— Да, мама… — тоненьким голосом сказала Эмма.
— И, сдается мне, именно это случилось с тобой, верно? Ведь ты в первый раз заговорила со мной о таких вещах.
Элла прерывисто вздохнула:
— Просто не знаю, что делать, мам. Он обручен. Не думаю, что из этого что-нибудь получится. До сих пор не понимаю, как это произошло. Так быстро и неожиданно. Еще вчера он был для меня совершенно чужим, а сегодня… я думаю только о нем. Глупо, конечно, ведь я почти ничего о нем не знаю. Просто мне кажется, будто мы созданы друг для друга. Никогда в жизни я не испытывала ничего подобного… Ни одного мужчину не хотела так, как его. Почему это должно было случиться именно сейчас? И почему именно он? Мужчина, который никогда не будет принадлежать мне! Как несправедливо!
— Ох, глупышка ты, глупышка! — вздохнула мать. В голосе ее звучало сочувствие.
— Я наделала столько глупостей, мам, — шмыгнула носом Элла. — Я вела себя так мерзко, стольким людям причинила боль и все запутала так, что теперь сама не знаю, как исправить. Понимаю только, что не могу повторять те же самые ошибки, просто не имею права.
— Да уж, вновь наступить на те же грабли — совсем уж глупо, — согласилась мать. — Но вообще-то не нужно бояться делать ошибки. Главное — как ты к ним относишься…
Чуть не утопив в слезах телефон и растроганно поблагодарив мать за сочувствие, Элла попрощалась, пообещав, что скоро приедет их повидать. Потом она вытерла лицо бумажной салфеткой и свернулась калачиком на диване, прижав к себе Симона. И будущее по-прежнему выглядело мрачным, теперь, по крайней мере, она чувствовала себя во всеоружии. Как это сказала мать — «в один прекрасный день»? Может быть, и ждать-то осталось всего ничего — лет до пятидесяти, не больше. Ничего, она подождет, решила Элла. И тогда начнется другая жизнь.
Тут в дверь постучали.
Сон как рукой сняло. Элла растерянно огляделась. Кто бы это мог быть? Да еще в субботу вечером. Сердце тревожно заколотилось. А вдруг это убийца?! Что, если они следили за домом, увидели, что Фэйт с Мирандой уехали, и теперь явились за ней? Элла встала и вытерла о джинсы разом вспотевшие руки. Нет, она не станет прятаться! И если кто-то напрашивается на неприятности, то сейчас убедится, что она готова к отпору. К тому же на двери есть цепочка.
Элла повернула ручку и осторожно приоткрыла дверь.
На крыльце стояла женщина. Услышав скрип двери, она повернулась и вопросительно взглянула на Эллу. Волосы у нее были длинные, черные, в мелких кудряшках. Они красиво обрамляли маленькое бледное лицо с лихорадочно блестевшими глазами. Взгляд ее был испуганным и усталым.
— Простите, вы… — Женщина нервно кашлянула. — Извините, что беспокою, но я хотела спросить… Элла тут живет?
Элла сбросила цепочку, распахнула дверь и отступила на шаг, приглашая гостью в дом:
— Думаю, вам лучше войти, Лорна.
— Вы совсем не такая, какой я вас себе представляла, — пробормотала Лорна, прижимая к груди кружку с кофе.
— А вы, наоборот, именно такая, как я думала, — тусклым голосом ответила Элла.
Лорна казалась такой подавленной, что Элла, уговорив ее войти, отправилась на кухню сварить кофе, а заодно и успокоиться немного. С лица Лорны не сходило ошеломленное выражение — казалось, она до сих пор не может осознать, что она действительно у Эллы дома и что Элла угощает ее кофе, что они разговаривают, словно две старые приятельницы.
— Странно, мне почему-то казалось, что вы обязательно пышногрудая блондинка. И непременно загорелая до черноты, как в «Спасателях Малибу», — поделилась Лорна. — Такая разбитная, добродушная хохотушка, словом, полная противоположность мне. И уж конечно, я не могла бы представить вас расстроенной и усталой, как я сейчас. — Лорна очень волновалась, ее глаза неотрывно следили за выражением лица Эллы. — Знаете, с тех пор как я узнала… все время думала о вас. Открываю журнал, и мне вдруг кажется, что на обложке вы. Включаю телевизор — то же самое. Стоило мне только увидеть красивую женщину, как что-то внутри трепетало: «А вдруг это она?» Только мне казалось, что вы торжествуете… а у вас такой вид, словно вы всю неделю плакали.
— Просто не знаю, что сказать… Простите меня, Лорна. Честное слово, мне так жаль…
— Нет-нет, не обижайтесь. Вы очень красивая, но только совсем иная, не такая, как я себе представляла. У вас не журнальная, а живая, реальная красота. И сразу видно, что вы сильная женщина.
— О нет, что вы! — запротестовала Элла.
Лорна вопросительно уставилась на нее:
— Вы любите Мэтта? У вас с ним серьезно?
Элла решительно покачала головой.
— Нет, ничего подобного. Извините… Вряд ли вам от этого легче.
— Понимаю. Может, вы могли бы… простите, даже не знаю, как сказать. Может, вы объясните, как это случилось? Если вам это не очень тяжело.
Если стукнуть Лорну по голове бейсбольной битой, мрачно подумала Элла, то вряд ли ей было бы больнее… Глядя на эту хрупкую женщину, сгорбившуюся на стуле, Элла мучилась чувством вины, сердце ее обливалось кровью. Запинаясь, она начала рассказывать, стараясь особенно не вдаваться в подробности. Однако Лорне непременно хотелось вытянуть из нее все до мельчайших деталей, и это было невыносимо. Наконец пытка закончилась, и наступило молчание. Лорна, не поднимая глаз, маленькими глотками прихлебывала кофе из кружки.