— Когда и где? — Сергей, как всегда, был лаконичен.
— Через полчаса, у Пролетарской. Успеешь?
— Жди, я буду…
Ближе к вечеру Серов зашел в кабинет Мякишева и положил перед ним несколько еще чуть влажных фотографий.
— Кто это и что это? — Александр Трофимович с интересом начал разглядывать снимки.
— Это Лечо, — ошарашил его Серов. — Вот он выходит из бара «Каштан», вот звонит из таксофона, вот садится в машину. А это общий вид здания, где расположен бар. Кстати, от ресторана того же названия.
— Кому он звонил? — быстро спросил Мякишев. — Установили?
— Не знаю. Вы слишком многого сразу хотите.
— А машина его?
— Тоже пока не знаю, но Тур сейчас наводит справки.
— Ага, — как пасьянс разложив перед собой фотографии, Александр Трофимович довольно потер сухие ладони. — Значит, вырыл-таки твой «оракул» мифического Лечо? Прекрасно! Но лучше бы ты принес что-нибудь новенькое от Самвела.
— Дайте срок, принесу. Сейчас нужно срочно устанавливать наблюдение за Лечо: выяснять, где он живет, прослушивать телефон квартиры и бара, выявлять его связи.
— Ну-ну-ну! — Мякишев откинулся на спишу кресла и шутливо погрозил Сергею пальцем. — Нагородил семь верст до небес! С чего это вдруг тотчас спускать на него всех собак?
— Как же? — удивился Серов. — «Каштан» фигурирует в деле Трапезниковой. Так? Лечо посылает Карцева в офис «Кимура», чтобы тот уничтожил память бухгалтерского компьютера. Рыжов исчезает, прихватив ни много ни мало пятьдесят миллионов долларов. Сегодня мой человек, беседуя с Лечо, попросил его помочь удрать за границу, сославшись на рекомендации Самвела, и упомянул некую личность с одинаковым именем и отчеством. Помните запись: «Сергей Сергеевич»?
— Естественно. И что дальше?
Сергей посмотрел на начальника с недоумением. Действительно, Трофимыч не видит связи фактов или прикидывается непонимающим по каким-то своим соображениям? Ведь даже дураку ясно — зацепили конец нитки, которая может привести к тому же Самвелу, помочь раскрыть убийство Татьяны и разобраться с Рыжовым, неожиданно всплывшим в Риге!
— Дальше что? — несколько раздраженно повторил Мякишев.
— Надо брать Лечо под плотное наблюдение, — настаивал Серов. — С какой стороны ни посмотри, он не так прост.
— Это точно, — поддакнул Александр Трофимович. — А если он или его дружки засекут наблюдение? Тогда все насмарку? И еще, скажи на милость, на каком основании проводить оперативные мероприятия, а? У нас что, есть официальные показания задержанного Карцева, прямо указывающего на Лечо как на организатора акции в «Кимуре»? Или твой тщательно законспирированный даже от нашего руководства источник информации напишет заявление, где изложит суть беседы с Лечо, а еще лучше — представит в дополнение к бумаге кассету с записью разговора?
В последних словах явно сквозили долго сдерживаемое недовольство и неприкрытая издевка. Сергей чувствовал: Трофймыч не хочет и не может простить, что он до сих пор не знает, откуда его подчиненный получает сведения. И, наверное, никогда не простит. Ладно, переживем! О записи разговора Серов и сам думал, но не велел Эмилю брать с собой диктофон: вдруг в баре есть аппаратура обнаружения, кто их знает? Тогда шулеру сразу каюк. И виноват в этом был бы Сергей…
— А если они расколют моего человека? — зло спросил Сергей. — Лечо и его дружки не просты, — это вы сами признали, — поэтому такое не исключено! — Сергей решил во что бы то ни стало добиваться своего.
— В нашем деле нельзя исключить никакие возможные варианты, — напыжился Трофимыч. — Однако, как я догадываюсь, — по его губам скользнула ехидная улыбочка, — твой источник информации тоже не лыком шит? Имеет опыт и пользуется авторитетом. Полагаю, они начнут пока водить его вокруг да около: серьезные дела не решают в одночасье. Им надо все обсудить, перепроверить твоего человечка, поговорить с ним еще разок-другой. Вот когда они немного успокоятся, мы и введем новые силы, плотно обложим их со всех сторон. Но к этому моменту надо иметь хоть какие-то официальные основания для прослушивания телефонов и установления наружного наблюдения.
— Я не согласен! Человек доверился мне, значит — всем нам! Он рискует жизнью, рискует не на шутку, и мы обязаны прикрыть его.
— Лучшее прикрытие в таких случаях — хорошо разработанная легенда, — назидательно молвил Мякишев. — И, если мне не изменяет память, твой источник информации официально не является нашим негласным сотрудником? Так? Завтра тебе скажет что-нибудь бабка во дворе, и ты потребуешь бросить все силы на ее прикрытие?
Серов, чтобы не сорваться, крепко зажал кулак одной руки в ладони другой.
— Что же, — прерывающимся голосом спросил он, — как таскать каштаны из огня, так он был хорош? Все только и спрашивали: что новенького сказал твой человечек? А как ему надо помочь, так наплевать и забыть? Получается, использовали и выбросили? Все равно что подтерлись.
— Ты мне уже приписываешь отношение к людям, как к использованной туалетной бумаге?
Александр Трофимович даже задохнулся от возмущения и уставился на подчиненного выпученными, побелевшими от ярости глазами. Мальчишка! Да как он смеет так с ним, заслуженным работником органов внутренних дел, отдавшим всю жизнь?.. То, что Серов необычайно удачлив, всегда готов на расчетливый риск и частенько выигрывает, не дает ему права хамить непосредственному начальнику. Много воли получили в последнее время, вот она им и кружит буйные головы! И еще считают себя умнее всех на свете?
Ха, умнее! А ты попробуй, ершистый Сереженька, со временем сесть хотя бы в кресло начальника отдела! Тебе рога-то палкой отшибут, иголки и жало выдернут и, может быть, только потом дадут немножко поруководить. Прорывались, бывало, ершистые и зубастые, ядовитые умники и на посты повыше, вплоть до начальников управлений. Но какая их ждала судьба? Некоторое время они хорохорились, держались, а потом их просто выкидывали за ненадобностью, как рваный презерватив. Некоторые даже судиться пытались, дабы «восстановить справедливость», а что толку?!
Насчет каштанов это ты верно подметил — любой подчиненный хорош, пока он таскает начальству каштанчики из огня, а лишь только заартачится, заерепенится и покажет зубы, прочь его, немедленно прочь! Начальство, при каком бы режиме или строе оно ни было, всегда одинаково — хоть у нас, хоть в америках!
Впрочем, нельзя терять лицо и показывать, что ты от злости готов выскочить из себя. В какой же это западной книжечке так хорошо сказано про умников: то ли у Карнеги, то ли у Аллена Даллеса, то ли у Кейси?.. Так вот, автор давал прекрасный совет: не мешайте умникам, даже если они вам очень мешают! Дайте им на некоторое время свободу действий, и потом увидите, как они сломают себе шею!
Мякишев прикрыл глаза, расслабился и усталым голосом едва слышно сказал:
— Обижаешь ты меня, Сережа! Незаслуженно обижаешь, вместо того чтобы понять и выслушать до конца.