— Кто он? — уже не без любопытства повторила настоятельница.
— Не назвался, — смиренно опустив глаза, ответила пожилая монахиня.
— Хорошо. — Настоятельница поднялась и накинула на плечи большую теплую шаль. — Пойдем. Может быть, он нуждается в помощи или утешении словом Божьим.
Монахиня молча поклонилась и повела настоятельницу во двор. Тусклое, словно уменьшившееся в размерах солнце едва согревало землю. На женщин сразу накинулся ветер, стегнул по лицу мелкими песчинками, запутался в длинных, темных подолах, облепил тканью ноги, мешая идти, не пуская к воротам.
Глухо стукнул отодвигаемый засов, створка ворот со скрипом приоткрылась. Настоятельница увидела высокого небритого мужчину в лохматой шапке, темной куртке, полувоенных брюках и порыжелых, запыленных сапогах. За плечом у него висел винчестер, а на широком поясе, туго перехватывавшем куртку в талии, — револьвер в кобуре. Рядом стоял конь с тороками у седла, время от времени слегка подергивавший повод, намотанный на левую ладонь незнакомца. В стороне две вьючные лошади пощипывали нежными губами кустики пожелтевшей, уже прихваченной ночными заморозками травы.
Сняв шапку, мужчина обнажил давно не стриженную, рано поседевшую голову и сдержанно поклонился.
— Мир вам! Вы говорите по-французски или по-английски?
— Я англичанка, — со сдержанной гордостью ответила настоятельница и вдруг с ужасом заметила, как куртка на груди незнакомца странно зашевелилась и высунулось маленькое, сморщенное личико уродца с черными бусинками глаз.
— О Боже! — Она отшатнулась и осенила себя крестным знамением.
— Не бойтесь, — грустно усмехнулся неизвестный. — Это Цянь. Обезьянка.
Он погладил ее и бережно водворил на место. От зорких глаз настоятельницы не укрылось, что под одеждой незнакомца спрятаны маузер и кинжал с медной рукоятью в виде дракона. Не человек, а ходячий арсенал! Зачем ему столько оружия? Уж не хунхуз ли?
— Что вам угодно? — сухо поинтересовалась она, стараясь не смотреть на ужасный шрам на его щеке. — Если рассчитываете чем-нибудь здесь поживиться, придется вас разочаровать: у нас нет ни вина, ни денег, ни молодых женщин. Только скудные припасы и…
— Нет, нет, что вы, — печально улыбнулся гость. — Я ношу оружие для защиты от лихих людей. У меня нет намерений причинить вам зло.
— Чего же вы хотите? — Женщина зябко передернула плечами: даже теплая шаль не спасала от пронизывающего ветра. Странный человек. Откуда он взялся? И говорит на ее родном языке вроде бы чисто и правильно, но с каким-то неуловимым акцентом.
— Несколько месяцев назад мы тут оставили больную девушку. За ней ухаживала сестра Магдалена.
— Сестры Магдалены нет. — Настоятельница перекрестилась.
— Она… жива? — вздрогнул незнакомец.
— Ее больше нет среди нас. — Она вновь перекрестилась. — Как звали девушку, о которой вы спрашиваете?
— Ольга, Ольга Лобанова, — вытерев шапкой разом покрывшееся потом лицо, едва слышно ответил мужчина. — Где она?
— Лобанова? — изумленно подняла брови настоятельница. — Русская? Я никогда не слыхала, чтобы здесь были русские. — Повинуясь внезапно возникшей догадке, она быстро спросила: — Вы тоже русский?
— Да. Весной, отправляясь в горы, мы оставили ее в лазарете. Что с ней?
— Не знаю, — скорбно поджала губы настоятельница. — Ничего не знаю. Я здесь всего несколько дней.
— Тогда спросите у тех монахинь, которые живут здесь давно. Должен же кто-нибудь знать, где она и что с ней! Они наверняка ее помнят — русская, Ольга. Она лежала там. — Он показал на строение в глубине двора.
— Нам некого спросить, — глядя ему прямо в глаза, медленно сказала женщина. — Будьте мужественны.
— Как это — некого? — отступив на шаг, словно его толкнули в грудь, недоумевающе переспросил незнакомец.
— Все умерли.
— Но этого не может быть! — закричал мужчина, заставив лошадей вздрогнуть и обеспокоенно поднять головы. — Черная болезнь не трогает европейцев, я сам проходил через вымершие селения! И жив, вы же видите, жив!
— Мор не знает расовых различий, — печально вздохнула настоятельница, — болезнь не спрашивает ни национальности, ни вероисповедания. Если хотите, могу показать вам могилу: их похоронили всех вместе, поскольку не хватало рук живых, чтобы зарывать мертвых. Лошадей оставьте здесь, их никто не возьмет. Во всей округе нет ни одной живой души.
Русский привязал поводья к кольцу ворот и, как потерянный, прихрамывая побрел следом за настоятельницей. Они пересекли двор, обогнули здание бывшей больницы. За ним возвышался аккуратный холмик красноватой земли с католическим крестом и засохшим букетиком незамысловатых цветов.
— Это здесь. — Монахиня показала на холмик и отошла в сторону.
Русский медленно опустился перед могилой на колени и что-то вынул из-за пазухи. Вытянув шею, настоятельница увидела странную складную медную иконку, которую мужчина поставил перед собой. Он начал молиться. Его плечи вздрагивали от сдерживаемых рыданий.
Ветер разбойно посвистывал, шелестел лепестками засохших цветов, теребил поседевшие волосы русского и пронизывал насквозь настоятельницу, забираясь под шаль и черное шерстяное платье. Но она терпела, не торопила молящегося, уважая чужие чувства. Придется еще немного померзнуть. Его надо проводить до ворот, дабы убедиться, что этот странный и, по всей видимости, довольно опасный человек покинул монастырь. Откуда он взялся и куда держит путь? Что несут его лошади в тороках и вьюках? Кто вообще сможет когда-нибудь понять этих загадочных потомков скифов, которые возникают ниоткуда и уходят в никуда, пропадая в неизвестности, чтобы неожиданно появиться вновь?..
Наконец русский поднялся, бережно спрятал на груди иконку и вскинул винчестер: бум, бум, бум! Эхо выстрелов метнулось по монастырскому двору и затихло.
— Молитесь! Господь облегчит ваши страдания и подаст помощь на дороге жизни. — Благословив незнакомца, настоятельница тактично отвела глаза, чтобы не смущать его: мужчины не любят, когда женщины видят, как они плачут.
— Благодарю, — глухо ответил русский.
— Куда вы теперь? — решилась поинтересоваться монахиня.
— В Шанхай…
Проводив странного незнакомца до ворот, настоятельница приказала приготовить себе теплое питье, а сама поднялась в верхние комнаты, откуда хорошо просматривалась дорога: ей хотелось убедиться, что русский действительно уехал.
Стоя у окна, монахиня мысленно благодарила Господа, избавившего ее и других сестер от неведомых опасностей — нежданный гость внушал ей страх. Почему он солгал? Сказал, что едет в Шанхай, но направился не на юго-восток, а на юго-запад, туда, где проходит железная дорога на Гонконг, который китайцы называют Сянганом…
Номер в дешевенькой провинциальной гостинице, где остановился отец Владимир, был маленьким, поэтому, когда послышался стук в дверь, ему пришлось сделать всего два или три шага, чтобы открыть ее. В полутемном коридоре стояла худая женщина, кутавшаяся в старый, рваный платок. Неужели дешевая проститутка, решившая предложить свои услуги? Надо объяснить несчастной, что ни его сан, ни возраст…