Н. Болтянская: — Почему?
А. Проханов: — Потому что эти исторические процессы трудно обуздать законами или какими-то политическими технологиями.
Н. Болтянская: — Правильно ли я вас понимаю: с вашей точки зрения, исторические процессы сейчас таковы, что они ведут к тому или иному ограничению власти этой власти, извините за тавтологию?
А. Проханов: — Я говорю, что в России идёт оранжевая революция, она началась, она проходит стадию за стадией. Эту революцию замедлили — её можно остановить на время, передвинуть, но она идёт. Она, эта революция, как всякая оранжевая революция, технологична, но внутри её сидят исторические причины. И если власть не запустит встречную революцию, революцию развития, она проиграет, она погибнет. Поэтому с историей шутить нельзя. С историей можно обращаться только с помощью исторических средств, исторических методик.
Россия тоскует по развитию. Россия вошла в тот этап, когда ей опять, через огромный промежуток застоя и отставания, необходим лидер, необходим рывок, необходим скачок, какой был сделан Иваном IV, Петром, Сталиным. Мы отстали чудовищно. Поэтому если не будет развития, то история, исторические процессы сожрут и власть, и Россию. Вот что я говорю. Поэтому вот эти законы как средства, как элементы, хороши. Но они должны аранжировать развитие, они должны аранжировать стремительную, немедленную модернизацию. Тогда они хороши.
Ведь что такое террор? Что такое сталинский террор? Это явление, которое сопровождало развитие. Если бы не было этого развития, если бы не было строительства заводов, попытки выиграть войну и выигрыш войны, террор был бы бессмыслен и чудовищен. Есть государства…
Н. Болтянская: — Оправдываете?
А. Проханов: — Террор?
Н. Болтянская: — Угу.
А. Проханов: — Победа оправдывает всё. Победа 1945 года оправдывает всё. В том числе и факт продолжающегося существования еврейского народа, не только в России, а в мире — он объясняется только победой 1945 года.
Н. Болтянская: — Угу.
А. Проханов: — Если бы не было этой победы, евреев бы не существовало.
Н. Болтянская: — Ну, не только евреев.
А. Проханов: — Я думаю, что и русских бы не существовало во многом, но не существовало бы и евреев. Поэтому победа 1945 года как детище Сталина, детище сталинизма советского — она искупает многое.
Н. Болтянская: — Что-то у вас сегодня болит еврейский вопрос как-то во всём. Что-то случилось?
А. Проханов: — Давайте говорить…
Н. Болтянская: — Давайте. «Александр Андреевич, — это вопрос из интернета, — о мере ответственности различных служб и ведомств за крымскую трагедию высказались уже все. Вы можете подвести итоги?», — спрашивает Евгений из Новосибирска.
А. Проханов — Не могу по одной причине. В то время, когда происходили эти очень важные, мучительные дебаты, я находился сначала в Сарове, я работал с академиками нашими блестящими, продолжающими сейчас исследования, которые вели Харитон, Зельдович и Сахаров, создающими новые варианты российского ядерного оружия и систем ПРО. Это гигантские люди. Я познакомился с потрясающим человеком, с академиком… с которым 20 с гаком лет назад встречался на полигоне в Семипалатинске. Мы присутствовали при взрыве его оружия, его бомбы, и я не знал его, мы не были с ним знакомы. Вот теперь только мы познакомились. А теперь вот я только что вернулся с Украины, где я вел беседу с Азаровым, премьер-министром. Конечно, тоже потрясающий человек, умница, прорусский человек. Это просто русский человек. Он мне открыл наконец драму сегодняшней Украины. Это глубинная драма, раскол, который сегодня рассекает украинское общество на две половины — прорусскую часть, тяготеющую к общему русскому, между-славянскому, и русофобскую, сложившуюся в такой очень мощный, агрессивный, пассионарный комплот, и она, эта вторая часть, торпедирует все инициативы, связанные с созданием общего славянского поля.
Поэтому русский язык, проблема русского языка, как он мне объяснял, и севастопольский флот крымский, и проблема православия, и всё, что взрывает сегодняшнюю Украину — результат вот этой таинственной глубинной связи. Он, конечно, блестящий политик. Я просто не подозревал, что на Украине существуют такие умницы. Вот поэтому я не занимался Крымском.
Н. Болтянская: — Но возвращаюсь к закону о клевете. Вот этот вопрос, меня он, правда, очень беспокоит.
А. Проханов: — И меня тоже.
Н. Болтянская: — Дело в том, что уже объявлена официальная цифра погибших. И в то же время продолжаются разговоры о том, что их было в десятки раз больше. И в связи с этим вопрос вот какой.
Пункт первый. Если их действительно было в десятки раз больше (все там называют цифры в несколько тысяч) — всех этих людей, которые погибли и которые якобы не опознаны, — то разве у них не было родственников, никого, ни единого человека, который бы начал звонить в колокола и спрашивать: «Где мои близкие?». Или это уже мы настолько готовы к тому, чтобы ждать от каждой трагедии, что она должна быть ещё большей?
А. Проханов: — Я думаю, что второе. Просто это действительно огромная трагедия. А такого рода трагедии, катастрофы, военные или стихийные — они же травмируют общественное сознание, они делают безумными целые пласты. И вот это безумное горе, безумная тоска и желание объяснить состояние паники, кошмара объёмом трагедии, увеличивая этот объём, — оно понятно. Так было и в 1993 году, когда танки Ельцина стреляли по Дому Советов, среди моих друзей ходила цифра (и я её придерживался долгое время), что там погибло несколько тысяч, или что работали чёрные крематории ночами и сжигали эти трупы.
Н. Болтянская: — Ну, имена должны же были всплыть?
А. Проханов: — Говорили, что это приезжие. А потом, Нателла, у нас ведь в России пропадают десятки тысяч в год людей безымянных, и имена не всплывают.
Н. Болтянская: — То есть всё люди, не имеющие близких? Если, не дай бог, кто-то из близких пропадает, естественно, я начинаю дёргаться и…
А. Проханов: — И куда вы дёргаетесь? На телевидение, на радио?
Н. Болтянская: — Куда угодно.
А. Проханов: — И вы дергаетесь в своей деревеньке, и там ваши слезы и ваша беда тонут в этом глухом белом шуме, откуда ничего не вырывается. Поэтому я думаю, что, наверное, число жертв было меньше. Наверное, оно было меньше. Я тоже не доверяю официальной статистике, потому что власть склонна постоянно преуменьшать это число. В этом логика есть определённая, но что там были десятки тысяч — это маловероятно. По существу, ведь тогда практически всё население Крымска оказалось бы там под водой и погибло.