Однако полковник подключил к разгрузке часть экипажа «Вайгача» и два десятка солдат, которые были на судне в роли морских пехотинцев, для охраны, и к трем часам ночи личный состав 202-й заставы численностью в один штык был обеспечен всем полагающимся ему на целый год охраны государственной границы.
Самолет с двумя женщинами на борту приземлился не на заготовленную для него полосу, а прямо на ведущую к причалу дорогу, при этом пилот явно не рассчитал и чуть было не свалился вместе с машиной и пассажирами с прибрежного обрыва. Поддавшись любопытству, солдаты бросились к машине, однако полковник Удальцов и Загревский зычными голосами восстановили порядок, жестко потребовав от всех служащих оставаться на своих рабочих местах и заниматься порученным делом.
Стоя на подножке, Ордаш как раз приближался к обрыву на загруженной заставным имуществом машине, когда увидел, как офицеры, не обращая внимания на вышедшую первой молодую статную женщину, поспешили к её пожилой спутнице, решив, что именно она является тем хирургом, которым решило блеснуть командование салехардского военного госпиталя. Но пожилая вначале бесцеремонно растыкала по рукам встречавших большую кожаную сумку и два металлических ящика, и только потом, величаво ступив на трап, объявила, что она всего лишь операционная медсестра, а хирург Атаева — вон та девушка, которая почему-то сразу же направилась к автомашине.
Еще больше полковник и капитан удивились, когда увидели, как, на ходу соскочив с подножки, Ордаш бросился навстречу врачу. А через минутку Атаева и лейтенант, не обращая никакого внимания на изумленных пограничников, застыли в объятии на каком-то холмике между самолетом и фортом, на виду у сгрудившихся у борта моряков и пассажиров «Вайгача».
— Да жених это ее, жених! — вывела всех из оцепенения медсестра.
— То есть как это?! — очумело взглянул на Загревского полковник.
— Я почем знаю? — пожал тот плечами. — Наша рация молчит, связи нет, так что подстроить появление здесь именно этой хирур-гессы мы не могли.
— Да не об этом я, — взмахнул рукой Удальцов. — Просто странно как-то. Когда ж они успели?
— Ты бы еще спросил, почему без твоего разрешения, — съязвила медсестра, очевидно, давно приучившая себя не обращать внимания на чины и должности, даже полковничьи. — Но, чтоб ты знал, служивый: чтобы выбить этот самолет, хирургу Атаевой пришлось до самого высокого начальства в Тюмени по рации пробиваться. Хотя, как по мне, так это не начальство, а сама судьба и самолет им двоим послала, и свела их на этом диком безлюдье.
Из объятий Вадим и Рита освобождали друг друга с таким душевным надрывом, словно уже в эту минуту прощались, причем навсегда.
— Мне самой до сих пор не верится, что сумела пробиться сюда, мой неподражаемый старшина, — после каждого слова покачивала девушка запрокинутой головой.
— Уже лейтенант. Но тоже «неподражаемый».
— Правда? Лейтенант? Как-то не обратила внимания. Оказывается, теперь мы в одинаковом звании. Впрочем, для меня ты так и останешься «моим неподражаемым старшиной».
— Можешь разжаловать до рядового. — Тело женщины источало непривычный для него запах йода, стираных простыней и каких-то «цветочных» духов. Какой именно запах источали ее волосы, Вадим определить не мог, но почувствовал, что запах этот будет преследовать его еще долго. — Только очень прошу: найди время, не торопись с отлетом. Нам многое нужно сказать друг другу.
— Или вообще ничего не говорить, поскольку и так все ясно, — мило улыбнулась Рита, нежно поводя ладошкой по его подбородку.
Теперь Атаева казалась ему еще красивее: лицо слегка округлилось, грудь и бедра налились и стали еще женственнее, а приталенная гимнастерка и пришпиленная к волосам пилотка сотворяли образ некоей высокопоставленной армейской дамы. Когда, загнав медсестру на место рядом с водителем, она пристроилась на подножке, Вадим буквально впился взглядом в ее мощные икры, выпиравшие между явно укороченными голенищами офицерских сапог и точно так же укороченной и слегка суженной армейской юбкой.
— Извините, мой неподражаемый старшина, нам пора к раненому, — как-то неожиданно быстро посуровело лицо хирурга.
— Конечно-конечно, — взволнованно проговорил Ордаш, только теперь вспомнив, что встреча-встречей, однако прибыла-то сюда эта прелестная женщина совершенно по иному поводу.
Когда полуторка тронулась, Вадим метнул взглядом вправо-влево и, лишь поймав на себе воспаленные взоры десятков завистливых мужских глаз, понял, каким счастливчиком предстает он сейчас в восприятии полковника Удальцова, капитана Загревского и всех прочих «служивых». Но именно это понимание возродило в нем извечный страх обладателя, страх самца, страх победителя…
Он вдруг до ярости, до бешенства испугался того, что в этом окружении жаждущих и чувственно страждущих мужчин может потерять ту единственную из женщин, потерять которую он мог только вместе с жизнью. Воспользовавшись тем, что машина стала пробуксовывать в глубокой выбоине, Ордаш метнулся вслед за ней, догнал на выезде из низинки и успел вскочить на подножку со стороны водителя.
У трапа судна «хирургессу» встретил корабельный фельдшер — рослый, худощавый мужичишко, который в любом провинциальном театре вполне мог бы играть Дон-Кихота, если бы только режиссеру удалось уговорить его избавиться от совершенно чуждых этому образу усов «а-ля Буденный». Он сразу же сообщил, что у помощника капитана судна два осколочно-пулевых ранения, причем осколок все еще сидит в бедре; и что операции пациент, скорее всего, не перенесет.
— Ну, это мы сейчас увидим, — решительно ответила Атаева, движением руки сметая его с дороги. — Марья Ниловна, — обратилась она к шедшей вслед за ней медсестре, готовьте раненого к операции.
— Он уже готов, — попытался заверить ее фельдшер.
— Это вам так кажется. Почему сами не оперировали?
— Господь с вами! — взмахнул руками фельдшер. — Я ведь не хирург. И вообще, я всего лишь фельдшер.
— А кто вам сказал, что на войне кого-то будет интересовать запись в вашем дипломе?
На своего «неподражаемого старшину» Рита Атаева оглянулась лишь в узком палубном проходе, прежде чем скрыться за дверью медпункта.
— Увы, лейтенант, нас с тобой война тоже касается.
— Это понятно.
Более часа Ордаш бродил по палубе, время от времени спускаясь на нижнюю палубу и посматривая на все еще закрытую для него дверь. В эти минуты в нем яростно бурлили два желания: чтобы операция оказалась успешной — пусть все знают, что Рита по-настоящему знающий, талантливый хирург; и чтобы между операцией и отлетом девушки у них появилось хотя бы полчаса «их» времени.
— И давно вы знакомы с это жрицей от медицины, лейтенант? — незаметно как-то подошел к Вадиму полковник Удальцов.
— С прошлого лета. В Архангельске познакомились, по существу, у трапа этого же судна. Мне нужно было уплывать на заставу, ей — улетать в Салехард, по месту назначения.