Маленькая церковь сияла. Буквально на каждом выступе и свободном месте были расставлены свечи, чем-то напоминающие слоновую кость, и блики их желтого пламени загадочно мерцали в полутьме. В воздухе витал запах ладана. Поблескивал золотистый лист иконописи, а статуя Христа сияла почти сверхъестественным светом, как будто ее зажгли изнутри. Люк обнаружил три свободных стула, стоящих в ряд возле прохода практически у выхода. Тактично пропустив вперед Ма и Карадока, Люк подождал, пока они усядутся. Козима расположилась в первом ряду вместе с Розой и остальными членами своей семьи. Ребятишки ерзали на стульях, то и дело оглядываясь по сторонам, чтобы помахать знакомым, и лишь сын Козимы играл напротив алтаря, размахивая пером, словно мечом, и разрезая им воздух. Казалось, никому не было дела до того, что он не сидит, как остальные дети. Жители города продолжали гуськом входить внутрь, перед алтарем обязательно осеняя себя крестом и не обращая внимания на мальчугана.
Паства напряженно притихла, слышался лишь взволнованный шепот людских голосов, нарушающих установившийся здесь покой.
Все ждали чуда и едва осмеливались дышать. Маленький мальчик сидел у подножия алтаря, проводя гладким пером по губам. Вдруг снова открылись двери, и три женщины, одетые в черное, вошли внутрь церкви подобно ведьмам. Их лица освещали свечи, которые они держали в руках. Одна из них шла немного впереди остальных, ее подбородок был высоко поднят, а взгляд сосредоточен на алтаре. За ними следовал священник, по памяти читая вслух молитвы своим глубоким монотонным голосом, а также маленький мальчик из церковного хора в красной одежде, который размахивал кадилом.
Когда процессия мерно прошествовала мимо, Люк обратил внимание на глаза женщины, которая шла первой. Они казались обезоруживающе светлыми, выделяясь на фоне смуглой кожи и темных волос. Женщина на мгновение отвела взгляд и посмотрела на Люка. Выражение ее лица не изменилось. И только ямочки едва обозначились на щеках, выдавая ее удивление. Люк кивнул головой, повторяя движение вслед за окружающими его людьми, которым эта церемония была прекрасно знакома. Женщина продолжала медленно идти вперед, не отрывая взгляда от статуи, с которой было связано столько надежд и ожиданий.
Три женщины уселись на первой скамье. Священник и мальчишка из церковного хора встали перед алтарем. Не было ни исполнения гимнов, ни музыки, только слышались невнятные звуки молитв надеющихся на чудо прихожан, которым никогда не надоедал этот ритуал, повторяющийся каждый год и постоянно поддерживающий в них веру.
Ма, сощурившись, смотрела на статую, но могла видеть лишь расплывчатое пятно.
— Статуя Христа уже мироточит? — спросила она шепотом у Карадока.
Старик, отрицательно покачав головой, процитировал:
— Душа моя, советчик и мыслитель, сиди покорно в призрачном ряду, не критикуй азарт, гляди как зритель, и хладнокровно наблюдай игру.
— О небеса, как же долго милостивый Господь заставляет нас ждать, — недовольно проворчала Ма.
— И проверяет нашу веру, — ответил Карадок.
Прихожане подождали еще двадцать минут, после чего паства почти одновременно вздохнула. Чуда не произошло. Глаза Иисуса оставались сухими. Зазвонил колокол. Люди пожимали плечами, несколько стариков заплакало, а детишки начали хихикать и переступать с ноги на ногу.
Внезапно послышалось чье-то громкое всхлипывание, по каменному полу торопливо застучали каблуки, и все увидели, как, в развевающейся траурной одежде, по проходу к выходу побежала Козима. Люди недоуменно смотрели ей вслед, недоуменно перешептывались. Люк увидел, как малыш последовал за матерью. Его лицо было обеспокоено, он обеими руками вцепился в перо. Проходя мимо Люка, мальчик не сводил с него глаз, словно пытаясь что-то сказать. Люк почти слышал призыв о помощи.
— О боже, — скорбным голосом произнесла Ма. — Она слишком близко приняла все к сердцу.
— Вдова, — сказал Карадок. — Люк не сводит с нее глаз.
— Это сердце вряд ли удастся завоевать.
— Разве мужчине может не нравиться, когда ему дают достойный отпор?
— Но больше всего на свете мужчина не любит проигрывать, — с ноткой пессимизма в голосе добавила Ма. — А теперь, хотела бы я знать, что нам делать дальше?
— Думаю, отправляться домой, — ответил Карадок.
— Интересно, а что будет на ужин?
Процессия из женщин, которую замыкали священник и мальчик из церковного хора, медленно прошла по проходу и покинула церковь. Печально зазвонил колокол, однако музыканты взяли в руки свои инструменты, намереваясь играть на площади. Роза не хотела, чтобы Козима испортила предстоящую вечеринку, хотя прекрасно понимала, что Альба побежит за ней следом, как уже неоднократно это делала. Розе вдруг стало интересно: а что, если этот красивый англичанин останется потанцевать, удастся ли ей поговорить с ним в присутствии Юджина?
Люк почувствовал разочарование, не увидев ожидаемого чуда. Он собрался было спросить профессора, хочет ли тот остаться в городе или возвратиться в замок на ужин, как вдруг ощутил порыв холодного ветра, пронесшегося по проходу, а в следующее мгновение на пороге церкви появился маленький мальчик с пером в руке. Увидев Люка, он что есть мочи закричал:
— На помощь! Мама тонет. Пожалуйста, помогите!
Люк тотчас подскочил к нему, и они поспешно выбежали из церкви.
— Веди меня к ней! — скомандовал он.
Они стремглав бросились через площадь, не обращая внимания на удивленное выражение лица священника и трех служительниц святого Бенедикта. Мальчуган проворно сбежал вниз по крупной гальке к пристани, с которой Люк при свете лунного света едва различил фигуру женщины, с трудом державшуюся на поверхности воды и отплывающую все дальше в море. Сбросив туфли и пиджак, он бросился за ней, изо всех сил старясь преодолеть разделявшее их расстояние.
— Козима! — закричал он.
Сначала она сделала вид, что не услышала его, словно находясь в состоянии транса. Однако когда Люк закричал еще громче, она лишь сильнее замахала руками, пока волны не накрыли ее с головой. Люк плавал кругами, стараясь определить место, где она ушла под воду. Потом он увидел показавшуюся над поверхностью руку. Словно подчиняясь инстинкту самосохранения, женщина все еще боролась за свою жизнь. Приложив огромное усилие, Люк все же смог схватить ее. После недолгого сопротивления Козима, совершенно обессилев, сдалась.
Вытащив ее на поверхность, Люк повернул женщину на спину так, чтобы он мог удерживать ее на своей руке, а ее голова лежала на его плече. Он поплыл обратно к берегу, пока наконец не почувствовал под ногами камни. Тогда он взял Козиму на руки и вытащил из воды. Почему-то никто из присутствующих в церкви людей не последовал за ним, несмотря на мольбы мальчика о помощи. Люк не медля положил Козиму на камни и, приложив ухо к груди, попытался определить, бьется ли ее сердце. Удары все еще были слышны, однако она не дышала. Он попытался привести ее в чувство, ударяя кулаком по грудной клетке и делая искусственное дыхание. Ее губы были холодными и солеными на вкус, а тело по-прежнему оставалось безжизненным. Он вдруг подумал, что никогда не простит себе того, что позволил этому мальчику осиротеть только потому, что оказался не в состоянии ее спасти.