Альба разозлилась, однако ради Козимы постаралась сдержать свои эмоции.
— Просто великолепно, — ответил Люк. — Из окон открывается потрясающий вид.
— Наверное, старый маркиз частенько шпионил за деревней, наблюдая за ее жителями в телескоп, — с озорным блеском в глазах заметила Роза.
Люк улыбнулся, в душе благодаря ее за то, что она несколько разрядила напряженную обстановку.
— Тогда и мне тоже следует обзавестись этой штуковиной. Маркизу наверняка удалось выяснить много интересного!
— Вы знаете, Панфило собирается сделать серию фотографий вашего замка для журнала «Санди таймз».
У Люка совершенно вылетело из головы имя известного фотографа, о котором недавно с таким восторгом отзывалась его мать.
— Ну конечно же. Мама говорила мне о вас. Она считает, что вы лучший фотограф в Италии.
— Она преувеличивает, — сказал Панфило, пожав плечами.
— А вот и нет, — запротестовала Альба. — Она совершенно права. Лучше тебя нет во всей стране.
— Мама сгорает от нетерпения, ей хочется поскорее похвастаться замком. Ведь когда они с отцом его купили, он лежал в руинах.
Альба, больше не в силах сдерживать любопытство, спросила:
— А зачем они его приобрели?
— Мой отец архитектор, а мать дизайнер интерьеров. Они оба вышли на пенсию, а тут — очередной строительный проект. Моя мама влюбилась в замок с первого взгляда, отец же посчитал, что это настоящий клад. А сейчас они держат целый двор, как какие-нибудь средневековые король с королевой, хотя ума не приложу, где они находят всех этих посетителей. Честно говоря, далеко не все обитатели замка мне по душе.
Люк понимал, что говорит с дочкой Валентины, той самой, которую нашли убитой по дороге в Неаполь и чей родной брат отомстил маркизу за ее смерть. Любопытство разгоралось все больше. Он снова отпил глоток просекко, чувствуя, как приятно расслабляется тело и успокаиваются нервы.
Солнце уже клонилось к закату, отбрасывая длинные тени на траву, а непринужденный разговор все еще продолжался. Козима настороженно наблюдала за Люком, ее глаза выдавали внутреннее напряжение. Остальные члены семьи старались смягчить ее враждебность разговорами ни о чем. Возможно, это делалось уже по привычке, потому что угрюмость Козимы давно стала неотъемлемой частью их дома.
Вдруг Люк снова увидел маленького мальчика из церкви. Тот стоял совершенно неподвижно, окутанный ореолом мягкого желтого света, в то время как другие дети резвились вокруг него, играя в салки. В руках он держал белое перо. Когда мальчик заметил Люка, на его лице заиграла улыбка — улыбка не по годам зрелого ребенка, которая излучала море благодарности. Хотя мальчик вполне вписывался в компанию остальных детей, он все же держался особняком, словно находился на принадлежащем лишь ему одному острове.
— Вон те дети ваши? — спросил Люк у Розы, его голос прозвучал ненамного громче шепота.
— Трое — мои, остальные приходятся им двоюродными братьями и сестрами.
Наконец Козима заговорила.
— У меня был сын. — Все, разом повернувшись в ее сторону, уставились на нее. Она смотрела на Люка, не отрывая взгляда, ее голос зазвучал решительно. Люку хотелось утонуть в ее глазах. — Его звали Франческо, — продолжала она, — ему было шесть лет. Он часто играл здесь в оливковой рощице со своими троюродными братьями и сестрами, любил игрушечные машинки и лодки, однако больше всего на свете ему нравились бабочки, насекомые и птицы. Он, бывало, выискивал их в траве и пытался поймать сверчков. — Ее голос дрогнул, и на бледных щеках проступили два ярких пятна. — А еще он собирал белые перышки. — Маленький мальчик уже исчез. А остальные детишки убежали в гущу оливковых деревьев. Козима продолжала: — Он всюду носил их в карманах, поскольку ему нравилось прикасаться ими к своим губам. Он аккуратно складывал их в ряд на ковре, оставляя перья по всему дому. Но одно перо унесло ветром и…
Взгляд женщины почти загипнотизировал Люка.
— Вы хотите увидеть его?
— Конечно.
— Тогда пойдемте, — сказала она, поднимаясь. — Позвольте показать вам моего сына.
Люк последовал за Козимой через холл, выложенный плиткой терракотового цвета, а потом вверх по лестнице. Его обдувал прохладный бриз, заставляя неприятно ежиться. Капли пота, словно бусинки, собрались на носу и на лбу. Козима открыла дверь в свою спальню. Возле дальней стены находилось специально отведенное место для того, чтобы помнить усопших. Там горела лампадка, освящая фотографию Франческо.
Люк медленно вошел внутрь, испытывая страх перед этим ликом, помещенным в рамку. И все же он должен был увидеть его. Он должен был знать наверняка. Сжавшись, Люк подошел ближе и взглянул на фотографию. На него смотрел тот самый маленький мальчик, которого он видел на берегу, в траттории, на площади и, наконец, в церкви, тот самый мальчишка, который совсем недавно стоял в лучах солнечного света снаружи, держа в руках белое перо. Но как такое возможно? Он выглядел таким же живым, как и любой другой ребенок в Инкантеларии.
— Теперь вы понимаете, почему я хочу умереть. — Козима неподвижно стояла между Люком и дверью. — Я не могу жить с ощущением вины. Зачем вы спасали меня? — От ее голоса повеяло ледяным холодом.
— Я не мог поступить иначе.
— Как вы узнали, что я направилась к морю?
— Увидел, как вы выбежали из церкви.
— Но вы ведь не последовали за мной, а остались в церкви.
— Да.
— Как же вы тогда узнали? Кто сказал вам? — Она стояла позади него, беззвучно требуя, чтобы он повернулся и посмотрел ей в глаза.
Люк смущенно потер лоб.
— Кажется, я схожу с ума.
— Вы ведь видели маленького мальчика, не так ли? — настойчиво спросила она. — Того, что держал перо в руках?
Обернувшись, Люк посмотрел на нее. Он не хотел давать ей ложных надежд, но врать тоже не мог.
— Я видел Франческо.
Глаза Козимы наполнились слезами, губы задрожали.
— О Боже, — прошептала она, крестясь. — Как же я хочу поверить вашим словам, но кто мне скажет, что вы не лжете?
— По-вашему, я не должен доверять своим глазам?
— Никто не видел ребенка в церкви. Только вы.
— Я не могу этого объяснить. На мой взгляд, он выглядел вполне обычным.
— Но мой сын мертв! Вы не можете шутить со мной подобным образом! Хорошенько посмотрите на его лицо! Вы уверены, что это был он?
— Я знаю, что видел! Я еще не выжил из ума. Боже, я ведь не виноват, что вижу то, чего не видят остальные.
— Вы видите их все время? Я имею в виду мертвых людей?
— Духов?
— Да.