– А ну-ка. – Я сдвинул Галку и Генриетту, чтобы меня не было видно, и крикнул из-за их спин:
– А в качестве кого встречался?
– В качестве руководителя общины, – немедленно ответил Королев. – Да, что поделаешь, в трудный момент кто-то должен взять на себя ответственность за жизни людей, за их спокойствие. Понимаю, вы не уполномочивали меня это делать, но так сложились обстоятельства. И потом – разве не я привел большинство из вас сюда? Не я ли организовал здесь жизнь таким образом, что все остались довольны?
Часть людей закивала, соглашаясь.
– Красиво вещает, – сказал Голд. – Видна школа.
– Если же и дальше будет это нужно, то я готов взвалить на себе это бремя, – добавил в голос некоей скорби Королев. – И выражать ваши чаяния, как свои. Поверьте мне, я все сделаю для того, чтобы наша община жила, и жила счастливо.
– Так непросто же тебе одному-то такой груз тащить, – снова крикнул я, несколько ветеранов встрепенулось и завертело головами.
– Путь к счастью народному и истинной демократии не бывает легким, – проникновенно сказал Королев и встрепенулся. – А кто спрашивает? Я не помню ваш голос.
– А вы его и не слышали до этого, – шагнул я вперед. – Мы не представлены друг другу. Пока.
– Сват! – раздалось сразу несколько голосов. – Живой! И Голд! И Настя!
Ювелир, сидящий неподалеку на камушке, опустил голову на грудь.
– Сват? – Королев презрительно улыбнулся. – Тот самый псевдолидер, который оставил людей на верную смерть и ушел куда-то в леса, невесть за чем?
– А что, за те пять дней, что меня не было, померло много народу? – Я обвел глазами толпу. – Как по мне, его прибавилось. Ювелир, смертность велика?
– Нет, – глухо отозвался мой заместитель. – Никто не помер. Ну, если только что-то случилось с теми, кто сейчас в плену. Тут…
– Об этом потом, – остановил я его. – Тем более новоявленный лидер поклялся нам в том, что с ними там ничего не случится, не так ли?
– Да, я в этом уверен. – Королев это сказал уже не так патетично, как минуту назад. – Я хотел бы знать, зачем вы сюда пожаловали?
– Однако. – Я даже опешил. То ли я его недооценил, то ли, наоборот, переоценил. – А куда же мне идти? Это моя группа, моя крепость. Это мой дом.
– Нет-нет, – замахал руками Королев. – Ошибочка вышла. Теперь это не ваш дом, это наш дом. И мы вправе решать, кому тут жить, а кому – нет.
– На основании? – поинтересовался я.
– Мы – демократическое общество, – заявил Королев. – И у нас все решает народ. И народ не желает вашего возвращения.
Это он сказал зря. Причем сразу по двум причинам. Во-первых, народ ничего такого не говорил. Тот народ, который меня не знал, молчал, тот, который знал, – загудел. А вторая причина была куда весомее. Королев сам дал мне возможность для маневра.
– Демократия. – Я пощелкал пальцами и вопросительно глянул на Голда. – Знакомое слово.
– Это когда несколько человек говорят остальным, что счастье будет всем, а потом счастье приходит только к ним, а всем остальным выдается кукиш, – пояснил Голд услужливо. – Как-то так.
– Ну да, ну да. И здесь мы, похоже, имеем именно такую картину. – Я неторопливо зашагал по направлению к Королеву. – Хотя это даже не важно. Я просто не могу пока понять: откуда у вас, милейший, взялась такая уверенность, что здесь, на этой планете, в этом мире, в этой крепости вообще царит демократия? В принципе?
– Демократия – единственно народный способ существования, – крикнул Королев. – Как же иначе?
– Есть масса вариантов, – немедленно отозвался Проф.
– Именно. – Королев ткнул в меня пальцем. – И при этом господине здесь царил оголтелый разгул тоталитаризма. Не думаю, что люди захотят жить в таком обществе.
– Не согласен. – Это был уже Герман. – Какой тоталитаризм, что за бред? Это была чистой воды меритократия, кстати, очень достойная форма социального устройства.
– Мерито – чего? – зашушукался народ. Да и мне стало интересно – это меня Герман сейчас обругал или похвалил? Впрочем, судя по второй части его реплики, последнее вернее.
– Это когда самые важные посты занимают наиболее способные люди, причем их пол, возраст или религиозные убеждения не могут служить препятствием для социального роста, – пояснил Герман. – При этой форме правления каждый, кто хочет, может достичь многого, главное не лениться.
Тем временем я подошел к камню, на котором стоял Королев, и, заложив руки за ремень, начал разглядывать оратора. Вот кто явно поработал с редактором, причем по уму. Плечист, волосы светлые, на подбородке ямочка. Мечта женщин.
Королеву явно стало неуютно, он криво улыбнулся.
– Это все бессмысленный спор, – заявил он. – В любом случае этот человек ушел из крепости, ушел сам. А теперь – все!
– Согласен с тем, что спор бессмысленный, – кивнул я. – Но не согласен с остальным. Я бы мог привести массу аргументов, но не стану этого делать, ни к чему это.
– Что так? – немного натужно засмеялся Королев. – Нечего сказать?
– Нет, – качнул головой я. – Все гораздо проще, чем ты думаешь, приятель. Ты все еще пытаешься жить и действовать так, как будто находишься в старом мире с его подковерными играми, властью слова над делом и деньгами, которые решают любые проблемы. Но только вот его, старого мира, нет. Есть этот, новый. И здесь все совсем по-другому. А ты этого, дурачок, не понял.
– Ну так объясни мне, глупому, что же изменилось, – глумливо попросил Королев. – Да что мне – всем нам.
Он обвел руками площадь, заполненную людьми, которые молча, не переговариваясь, слушали наш разговор.
– Да все очень просто. – Я усмехнулся. – Видишь ли, здесь все определяет дело. Просто дело. Если ты что-то сделал, к примеру, дубинку, так она твоя. Никому не надо ее отдавать, никто не скажет: «Гони от нее процент, положенный какой-то мифической левой власти за какие-то не менее мифические услуги». Или другой пример – нашел ты с друзьями пустую крепость и заселился в нее. И все – она тоже твоя. Ты ее нашел, ты ее обжил и после этого никто не смеет сказать тебе: «Пошел вон из нее». И никакой пришлый люд, никакие болтуны, кричащие о демократии, не вправе этого сделать, поскольку именно я и те, кто тогда был со мной, – ее настоящие хозяева. Да, некто может попробовать ее отобрать, но этот некто должен быть сильнее меня и моих друзей. А в случае со мной лично этот некто сначала должен меня убить, потому что все другие варианты не пройдут.
– Очень проникновенно. – Королев перестал улыбаться. – То есть я и все те, кто тогда не был в вашей компании, – мы здесь никто? Нас можно гнать отсюда в три шеи?
– Всякий, кто приходит сюда с желанием жить и работать, – один из нашей компании, – невозмутимо сказал я. – А те, кто не желает этого делать сам и подбивает на такое других, – да, они здесь никто. Я не знаю, как называется этот строй по-умному, но здесь было так и так будет. И, между прочим, за моей спиной стоят люди, из которых только один человек был с нами тогда, когда мы сюда пришли. А сейчас те, кто присоединился к нам позже, – наш золотой фонд. Впрочем, любитель демократии, я могу дать тебе шанс победить меня, почему нет, и в случае поражения готов уйти. Сам, доброй волей.