– Она любит тебя, Джона. Каждый раз, вонзая клыки в твою кожу, она все сильнее привязывается к тебе.
На моих последних словах из темноты, как по мановению волшебной палочки, возникла Брук.
– А он никогда не испытает того, что испытываю я, потому что никогда не станет пить из меня. Он слишком силен, он убьет меня. Зато он заботится обо мне, жертвует своим голодом ради моего, защищает меня. Ты ведь любишь меня, Джона? По-своему?
Видимо, он кивнул, потому что Брук улыбнулась.
– Забудь то, что слышала. Если Чистокровные узнают, что натворил Джона, они найдут и уничтожат нас. Они не знают обо мне. Пусть так будет и дальше.
Я подумала, что Чистокровные вряд ли подозревали о самой возможности такого, но факт оставался фактом: Брук породил Джона. Чистокровные не знали о ее существовании, иначе они бы убили ее. А если бы они выяснили, что Обращенные способны создавать новый вид, они наверняка не упустили бы возможности увеличить свое воинство.
– Ты не возненавидела его за то, что он сделал с тобой? Как любить того, кто лишил тебя жизни?
Брук пожала плечами.
– Он спас меня.
«От чего?» – подумала я, но не спросила вслух.
Целую вечность они ждали, пока я вновь заговорю.
– Ладно. Не станем больше обсуждать это, – я развернулась к Джоне. – Но твоему поступку нет оправдания. Мне все равно, кем ты был тогда, какие объяснения находишь сейчас… Брук терпит тебя, потому что у нее нет выбора. Но я – не она. Держись от меня подальше.
Больше я ему не верила. Джона ответил мне взглядом, полным сожаления. Лицо его застыло каменной маской. У меня перехватило дыхание.
– Чесси, ты не понимаешь…
– Не нужно! Просто оставь меня в покое!
Он поднял с земли куртку и накинул ее на плечи. На его лице не осталось и тени сожаления – лишь обычное непроницаемое равнодушие.
– Ты подогнала машину? – спросил он Брук.
– Да.
– Отвези ее домой, – распорядился он. – Я вернусь и замету следы.
Сказав это, Джона ушел, и только виноградники отозвались шелестом лозы.
Следами он назвал изуродованное тело, которое когда-то принадлежало Брэдли.
Как я могла так в нем ошибиться?
С нехорошим предчувствием я сидела на краю кровати у себя в спальне. С той ночи в клубе прошло двое суток.
Когда мы вернулись, на пороге нас встретил Руадан. Мой поступок очень огорчил его, и он не стал этого скрывать. Мы не обсуждали случившееся. В голове у меня все крутилась мысль, знают ли Руадан с Гэбриелом о Джоне и Брук. Самого Джону я не видела с тех пор, как мы с Брук уехали, а он отправился заметать следы. Видимо, он весьма старательно выполнял мою просьбу.
Гэбриелу я не дозвонилась. Мне хотелось верить, что он был занят поисками ангела, а не ублажал Анору. Наверное, кто-то неведомый подслушал мои мысли, и в этот самый момент раздался сигнал телефона.
– Гэбриел!
– Лайла, я возвращаюсь.
– Удалось узнать что-нибудь? Ты ездил не зря?
Он помолчал.
– Думаю, не зря. В Бостоне его не оказалось. Он все время ускользал от меня, я опаздывал совсем немного, но сегодня настиг его в Монреале. Мы возвращаемся вместе. Похоже, он знает, кто ты, но отказывается говорить, пока не встретится с тобой. Самое позднее завтра вечером мы уже встретимся с тобой, – торопливо сообщал подробности Гэбриел.
– А он знает, какая компания тебя окружает?
Вряд ли ангел мог чувствовать себя уютно рядом с вампирами.
– Да. Не то чтобы он выказал восторг, узнав об этом, но все же согласился приехать. Мне пора. Скажи быстро, как дела? Как ты?
Он разговаривал со мной так нежно, так ласково, что от одного звука его голоса я успокаивалась.
– Мы живем все вместе, но… я безумно по тебе скучаю, – призналась я, отодвинув обиду на задний план и чувствуя необходимость вновь установить с ним связь.
– Я тоже по тебе скучаю, Лайла. Совсем скоро мы будем вместе, обещаю. Как только разрешится наша нынешняя проблема, в нашем распоряжении окажется целая вечность…
На фоне разговора приглушенно зазвучал женский голос.
– Это Анора? – напряглась я.
– Да. Мне пора.
И снова я почувствовала, что меня предали.
– Да. Тебе пора. Пора к ней.
С этими словами я повесила трубку.
Вечно отсиживаться в комнате я не могла. Умывшись, я натянула джинсы с простенькой футболкой и поднялась в гостиную.
На моих глазах Брук забросила в сумочку телефон и помаду и продела руки в рукава джинсовой куртки.
– А вот и она! – провозгласила вампирша с неопределенной интонацией, поправляя волосы, чтобы те не лезли в глаза, и одновременно изучая мой скромный наряд. – Ну вообще! Я в курсе, что тебе плевать на свой внешний вид, но ты хоть чуть-чуть постарайся не выглядеть вокзальной бродяжкой!
– Где все? – спросила я, проигнорировав выпад, и прошла к холодильнику за апельсиновым соком.
– Руадан в кабинете – где же еще? Джона пока не возвращался, – уклончиво ответила Брук, чтобы ненароком не выдать лишнего Руадану.
Взяв со стола ключи, она с интересом посмотрела на меня.
– Джона прислал сообщение. Думаю, ты сильно обидела его, если такое вообще возможно. Он хотел, чтобы ты смотрела на жизнь проще, давал тебе свободное пространство. Я покатаюсь. Может, найду его.
Я обрадовалась, что чувства Джоны оказались задеты, и понадеялась, что теперь он будет держаться от меня подальше. Мне больше не хотелось его видеть. Как же наивна я была, считая, что в нем сохранилось хоть что-то доброе!
– Пока, Чесси, – попрощалась Брук, надев огромные темные очки.
Мои слова настигли ее в дверях:
– На улице зима. Сними эти кошмарные очки.
Удержаться от небольшого реванша я оказалась не в силах.
Брук повернулась, подняла очки.
– Я ношу их не ради моды, – неожиданно серьезно сказала она.
– Тогда зачем? – не растерялась я, споласкивая стакан.
– Привычка – вторая натура. Когда я была человеком, я всегда носила темные очки… Я была слепой. До встречи!
Я неподвижно смотрела ей вслед. Стакан выскользнул из руки и со звоном покатился по раковине. Брук была той самой незрячей девочкой, которую Джона вынес из дома, когда его нашли Руадан с Гэбриелом. По словам Руадана, она умерла. Да, она умерла, но Джона вернул ее с того света, превратив в вампира.
В мозгу пронеслись все кошмарные обвинения, которые я ему бросила. Руадан сказал, что она напоминала Джоне сестру. Сестру, которую он не сумел спасти. А вот Брук спасти получилось. Теперь мне стало ясно, почему он так внимательно относился к ней, почему исполнял любой ее каприз.