Когда они вскоре встретились с Андреем во время короткого отпуска, в Греции, и он опять завел разговор о том, что они должны пожениться и жить вместе, Маша поделилась с ним своими опасениями:
– Я боюсь, что, если мы будем жить вместе, быт убьет романтику наших отношений. Ты только представь – совместное хозяйство, обеды, кастрюли!
Андрей почему-то обиделся:
– Глупости говоришь, а пожалуй, что и пошлости! Быт, кастрюли – какое это имеет отношение к любви?! Ты не думаешь, что любовь не позволит нам заметить такие мелочи, как бытовые проблемы, усталость, раздражение?! – И после долгой (такой, что Маша всерьез забеспокоилась) паузы, он добавил: – Маруся, а что нас связывает?
Она растерялась и промолчала, потом виновато зарылась лицом в его волосы, но вопрос остался, напряженно повис в воздухе.
Андрей, конечно, за эти годы много раз говорил ей, что она должна уйти от мужа. Его принципиальная, прямая натура не терпела не то что лжи – любых компромиссов.
– Маша, эта ложь унижает нас обоих, принижает нашу любовь. Почему мы не можем быть вместе?
Она вздыхала:
– Как у тебя все просто! – и не могла выбраться из паутины сомнений, мешающих ей принять главное, конечное решение. К тому же она не знала, как решить и такую проблему: разные страны – разные судьбы?! «Если бы мы с Андреем решили жить вместе, кому-то из нас нужно было сделать выбор, и я боюсь, что это пришлось бы сделать Андрею, потому что я не смогу жить без России. Без своей профессии. Без сумасшедшей Москвы. Без снега. Но я не считаю себя вправе ставить Андрея перед таким выбором, у него своя, сложившаяся жизнь, работа. Даже если он бросит все и переедет ко мне в Москву, не станет ли он впоследствии сожалеть об этом и винить меня в том, что пошел на такие жертвы?! И вообще… в нашем возрасте трудно поменять все в одночасье, это надо было делать раньше, в дурашливой юности. А сейчас, в зрелости, когда корнями пророс в привычную почву – как вырывать?
Ей даже не с кем было поделиться этими переживаниями. Однажды, когда она особенно страдала из-за разлуки с Андреем (а у него так долго не было возможности приехать к ней!), Маша решила спросить совета у матери (очень осторожно, без всяких подробностей), вот, дескать, как быть, если замужняя женщина полюбила другого человека? Есть ли для современной Карениной другие варианты, кроме поезда? Ольга Александровна внимательно посмотрела на дочь и мягко сказала, что иногда мы принимаем за любовь временное помрачение, и разрушать «прекрасный, проверенный временем, семейный союз» ради минутного помрачения, страсти, каприза – глупость и… распущенность. Да, распущенность. В Машиной семье ее связь с Андреем (как и развод с мужем) сочли бы распущенностью. Больше они с матерью никогда не говорили на эту тему.
…Время шло, и у них с Андреем все оставалось по-прежнему – отчаянная радость встреч, горечь разлук; в общем знаменателе, несмотря ни на что, – огромное счастье.
Она говорила ему, что ей нужно время, что вот скоро все как-то устроится, решится… А потом случилось то, что случилось, и уже ничего нельзя было изменить.
«Но ведь надо как-то жить!» – сказала ей мама в последнем телефонном разговоре, когда Маша не то чтобы пожаловалась, а просто упомянула про «настроение не очень» и про то, что этой весной она не в тонусе. «Надо держаться, Маруся!» – повторила мама. «Надо, – эхом отозвалась Маша, – ма, ты не беспокойся, все нормально, э… с плохим настроением я как-нибудь справлюсь!»
Надо жить. Да. Справляться с плохим настроением. Функционировать. Приносить пользу.
И завертевшаяся карусель (а остановить опасно!) – проекты, контракты – по давно заведенному кругу.
В конце апреля Маша заехала к Даниле с инспекцией и обнаружила брата в абсолютно захламленной комнате за просмотром фильма. В центре этого свинарника, талантливо организованного Данилой (неужели один человек мог так засвинячить квартиру?!), на журнальном столике стояла бутылка коньяка, и не наполовину пустая (или полная?!), а абсолютно – без вариантов – пустая.
«Ну, все, убью!» – рявкнула Маша, помахав кулаком перед опухшей, заросшей щетиной, физиономией непутевого братца.
– Марусь, – невозмутимо протянул Данила, – ты только посмотри, как Антониони умел снимать женщин! Как падает свет, как прекрасны и тонки их лица!
Вместо ответа Маша грохнула о стену пустую коньячную бутылку.
– Чего ты хулиганишь? – печально спросил Данила.
Действительно – чего она хулиганит? Тем более что прибирать осколки и заодно весь этот свинарник придется ей. Часа три Маша мыла – скребла и наконец ценой титанических усилий привела квартиру брата в относительный порядок. Данила, впрочем, кажется, этого даже не заметил – сидел себе на диване, смотрел очередной фильм. Висконти тоже умел женщин снимать.
Маша подошла к нему, обняла:
– Данька, ну нельзя так… Я понимаю, у тебя сложный период, но надо выкарабкиваться!
– Угу, – кивнул Данила, – конечно-конечно. – И опять уткнулся в экран.
Маша ушла, тихо прикрыв за собой дверь, оставив брата наедине с печалью, любовью к «девушке из поезда» и мировым кинематографом.
Уже когда она садилась в машину, позвонила Инна и пригласила в гости. Маша обрадовалась возможности увидеть своего крестного сына и, купив для него гору подарков, поехала к подруге.
Олег – голубоглазый, лобастый, веселый, не по годам развитый ребятенок, увлеченно катал по ковру новые машины. Маша, присев рядом с ним, с удовольствием играла с крестником, но к ее радости от общения с мальчиком примешивалась какая-то горечь; такая давно свернувшаяся где-то под сердцем змейка – сожаление о том, что свое главное предназначение – стать матерью, она так и не исполнила.
В последние годы эта грусть становится все более тяжелой, гнетущей. Раньше, лет до тридцати, Маша особо и не задумывалась о ребенке – ну успею родить, жизнь долгая. «Когда, Маруся?» – спрашивала обеспокоенная мама. «Когда-нибудь! – Маша беспечно махала рукой. – Пока нет времени!»
У нее действительно не было времени, родить – это же на год выпасть из жизни, а у нее бизнес, кредиты! И только после тридцати она стала понимать, что карьера и кредиты – вещи второстепенные, для женщины есть нечто, куда более важное. Она окончательно поняла это, когда потеряла ребенка от Андрея. Шесть лет назад.
В том году в начале лета они с Андреем провели вместе две недели в Италии (цветущие сады, и огромное, сливающееся с волшебной лазурью неба море, дни и ночи, наполненные любовью и счастьем!). В следующий раз они встретились уже в августе в Праге, когда она прилетела к Андрею на несколько дней.
Сказочная Прага, долгие прогулки – все было, как всегда, прекрасно, но вот последний день оказался болезненно грустным. В этот день у Андрея был выходной в госпитале, он собирался отвезти Машу в аэропорт, но за несколько часов до ее рейса ему позвонили из больницы и попросили срочно приехать. Сложный случай, требовалось его участие в операции! Он растерялся: