Львенок обнюхивал поднос, пока Корца не отогнал любопытное животное прочь.
Три монаха встали вокруг стола и взяли за руки Эрин, Джордана и Руна, подведя их к разным углам подноса. Каждый стоял у своего угла, тогда как два дерева отмечали четвертый.
Цао протянул руку, медленно поворачивая запястье, и его указательный палец очертил круг над крошечной фигурой, изображенной на песке с той стороны озера, возле которой стояла Эрин. Перед этой фигурой монах опустил на поднос крошечный рубин.
— Солнце восходит на востоке, — пропел Цао.
Второй монах встал рядом с Руном и при помощи крошечных серебряных щипцов поместил идеально круглую жемчужину в песок перед фигурой, начертанной с этой стороны.
— Луна садится на западе, — добавил Цао.
Последний из монахов, стоящий рядом с Джорданом, склонился над подносом и осторожно сдул со своей ладони зеленое семя. Оно слетело вниз и опустилось перед фигуркой, нарисованной с этого края.
— Сад вбирает свет с юга, — произнес Цао, потом отошел к оставшемуся углу и указал на два дерева, нарисованных на песке: — В то время как вечные корни удерживают север.
— Что это значит? — спросил Джордан и, щурясь, вгляделся в фигуру, размещенную перед ним.
— Это то, как нам предстоит открыть врата, не так ли? — предположила Эрин.
Цао чуть заметно склонил голову, подтверждая ее правоту.
— Камни следует разместить на столпах, каждый с нужной стороны света. Когда солнце достигнет зенита и его свет упадет на камни, самоцветы отразят сияние, пронзая воздух над озером. Едва их лучи сойдутся вместе, родится новый свет, чистейше-белый.
Эрин, похоже, слегка усомнилась в его словах.
— Значит, вы утверждаете, что три луча отраженного света — красный, синий и зеленый — смешавшись, дадут белый свет?
Джордан выпрямился.
— А что, это осмысленно. Это как на старых телеэкранах, сконструированных на основе RGB-эмиттеров. Red, green, blue — красный, зеленый, синий. Из этих трех цветов можно сделать все прочие оттенки.
Цао предложил более изящный ответ:
— Тьма есть отсутствие света, в то время как внутри белого света таится радуга.
— Полный спектр, — подтвердил Джордан, кивнув.
— И что будет потом? — поинтересовалась Элизабет, не совсем понимая их объяснения, но пока что принимая на веру.
Цао продолжил:
— Этот чистый свет пронзит вечную тьму, что покрывает озеро. И как бывает, когда нарыв прокалывают раскаленной иглой, таящееся под поверхностью зло хлынет наверх. Но не следует страшиться. Пирамида света, созданная этими тремя камнями, удержит порождения зла и не даст им вырваться в наш мир.
Элизабет начала понимать.
— Словно клетка с прутьями, сделанными из света.
— Именно так, — согласился Цао. — Но мы должны соблюдать величайшую осторожность. Если камни сместить, пока врата все еще открыты, созданные из света прутья исчезнут и зло окажется выпущено на свободу, в широкий мир.
— Вы говорите так, будто делали это раньше, — заметил Джордан.
— Именно так в прошлом вы возвращали обратно тех, кому удалось сбежать? — догадалась Эрин. — Как того йети?
Скорбное выражение омрачило черты Цао.
— Это единственный способ вернуть их в темные земли и восстановить равновесие здесь.
Один из монахов осторожно коснулся пальцем одеяния Цао, словно призывая его поторопиться. Для этих душ, привыкших к уединению и тишине, подобный простой жест, вероятно, был все равно что яростное встряхивание за плечо.
Цао кивнул.
— И ныне нам предстоит свершить куда более трудное деяние. В последние несколько месяцев тьма набирает силу. Князь тьмы, что правит там, внизу — тот, кого вы именуете Люцифером, — сумел расшатать свои оковы, и этого будет достаточно, чтобы взломать поверхность озера. Мы должны открыть врата и восстановить его сломанные кандалы, прежде чем он полностью сбросит их.
— И как нам это сделать? — спросила Эрин.
— Мы должны призвать его к вратам, приманить тем, против чего он не сможет устоять. — Цао обвел взглядом трех гостей, стоящих вокруг стола. — Наследники этого мира: Воитель, Женщина и Рыцарь, обуздавший темную кровь, кровь самого князя.
Эрин побледнела. Джордан встряхнул головой:
— Другими словами, мы — приманка.
Даже Рун, казалось, был потрясен. Он неотрывно смотрел на поднос, словно ища ответа в россыпях песка.
— А когда Люцифер будет призван, что мы должны сделать? Как нам сковать его заново?
— Мы приготовились к этому дню тысячелетия назад. Этот благословенный храм был высечен в сердце горы на краю этой долины не только затем, чтобы хранить эти три камня, но и ради того, чтобы оберегать великое сокровище, созданное одной-единственной парой рук. Лишь Просвещенный мог сотворить подобное совершенство.
Цао повернулся и поклонился статуе.
— Будда, — произнесла Эрин с благоговением в голосе.
Три монаха подошли к изваянию, и Цао открыл дверцув животе Будды, настолько идеально сливавшуюся с остальной поверхностью, что даже Элизабет ранее не заметила ее. Из открывшейся ниши два монаха извлекли большой ларец из полированного белого дерева, по бокам украшенный нарисованными цветами лотоса.
Судя по напряжению на лицах монахов, вес ларца был огромен. И все же они держали его на весу, как будто боялись допустить, чтобы он коснулся земли. Так они и стояли, когда Цао откинул крышку — и из ларца хлынул ощутимый поток святости.
Сангвинисты ахнули. Рун подался поближе к ларцу, привлеченный этим источником благой силы. Элизабет отпрянула, ей хотелось убежать прочь — святость, излучаемая ларцом, обнажала темные уголки ее души.
Даже лев склонился перед открытым ларцом, распростершись на животе.
Джордан и Эрин шагнули ближе, чтобы увидеть скрытое внутри сокровище.
— Цепи, — произнес Стоун. — Серебряные цепи.
Его слова лишь в малой степени отражали их красоту. Цепи были сотворены из чистейшего серебра, от них исходил благой свет. Каждое звено было идеально, резьба на них изображала все живое, что бегает и растет под солнцем. Это был сам первозданный мир, воплощенный в серебре.
— И мы сможем сковать Люцифера этими цепями? —спросила Эрин.
Цао посмотрел на нее, затем на Джордана.
— Не вы двое. Лишь существа, подобные нам самим или вашим спутникам, способны пронести это сокровище сквозь грани пирамиды света. Для тех, чьи сердца все еще бьются, пересечение этого барьера станет смертью. Невредимыми смогут пройти лишь проклятые, уравновесившие свет и тьму внутри себя.
Цао поклонился своим собратьям-монахам, затем сангвинистам.