Больше всего радости ей доставляли ночные кормления, когда она оставалась с малышкой одна.
— Маленький ублюдок, — шептала она дочери с нежностью и любовью, — маленький обожаемый ублюдок, откуда в тебе эта снисходительность? Ты смотришь на мир с таким достоинством, даже когда сосешь мою грудь, что тебя можно принять за наследную принцессу. Ага, ты принимаешь себя всерьез, верно? И не думаешь о своей бедной матери. Ублюдок и дочь ублюдка, маленький двойной ублюдок, тебе следовало бы уделять мне побольше внимания. Ты только подумай о тех муках, через которые мне пришлось пройти, чтобы ты появилась на свет. Я требую некоторого уважения. Но разве тебе есть до этого дело? У меня не было матери, которая кормила бы меня грудью, и все же я выжила. Ты самый счастливый ребенок на свете, и все-таки ублюдок.
Когда Перри и Маги бывали вместе, они ни разу не заговаривали о том, что дочь носит фамилию матери. Перри не уставал повторять, что все будет исправлено, как только они поженятся. И все же это беспокоило Маги больше, чем она ожидала. Она редко вспоминала о собственном незаконном рождении, но, когда появилась Тедди, в мыслях Маги снова возник школьный двор и то, как яростно она била любого, кто называл ее ублюдком. Она не пасовала даже перед теми, кто был старше и сильнее, поэтому ее очень скоро оставили в покое. Ей казалось, что, если она сама будет называть Тедди ублюдком, никто другой этого сделать не посмеет. Она отсасывала яд прежде, чем он начнет циркулировать в крови ее дочери.
Маги поделилась своими страхами и сомнениями только с Полой. Вскоре после того, как Маги и ребенок снова оказались дома, Пола, часто навещавшая их в больнице, получила приглашение к чаю. Оставшись с Маги наедине, она сурово отчитала ее:
— Для француженки ты просто сущая дурочка, детка. Ты беспокоишься о том, что будет улажено. У нас, французов, врожденная склонность к улаживанию. Ты только посмотри по сторонам. Что может быть роскошнее, чем твой дом? Я не могу найти ни единого недостатка ни в чем, начиная от английской няни для малышки Теодоры до нитки великолепного жемчуга, которую ты так спокойно носишь на шее. Оглянись, Маги. Тебя окружает все то, о чем женщина только может мечтать. Каждая мелочь говорит о том, что Перри собирается жениться на тебе. Тебе должно быть стыдно, ты не должна произносить слово «ублюдок» даже про себя, если говоришь об этом великолепном ребенке. Пройдет время, и юридические тонкости будут улажены. Это твое несчастное детство заставляет тебя нервничать, только и всего. — Пола положила себе на тарелку еще один миниатюрный эклер. — Ты неблагодарная девчонка, у тебя есть даже собственный кондитер, который творит чудеса.
— Какая же ты материалистка, Пола, — со смехом запротестовала Маги.
— Разумеется, я материалистка. А что в этом плохого? И где же ты прячешь очаровательную наследницу? Я должна немного понянчить ее. Ты не можешь отказать мне в такой малости.
Тедди Люнель родилась в очень интересный год. В Париже пятнадцать стран подписали пакт Бриана — Келлога, согласно которому они отказывались от войны как орудия национальной политики. Сенсацией парижского салона стал портрет обнаженной Жозефины Бейкер в полный рост. Французская публика ломилась в кинотеатры, чтобы увидеть фильмы с участием Мэри Пикфорд, Чарли Чаплина и Глории Свенсон. Дом «Гермес» выпустил самую удобную сумочку из тех, что когда-либо носили женщины. Коко Шанель стала любовницей герцога Вестминстерского, самого богатого человека в Англии. Жан Пату впервые привез в Париж американских девушек, чтобы они демонстрировали его платья, придумал крой по косой и изобрел новый цвет, среднее между серым и бежевым, который стал цветом самых стильных женщин.
Это был удивительный год, и Маги позабыла обо всех своих страхах и тревогах, поглощенная жизнью молодой обеспеченной матери. Прислушиваясь к тому, как Маги поет, занимаясь ребенком в выходной няни, Перри решил, что ее не так уж и интересует его быстрый развод. Она как будто спокойно ждала, пока неторопливо вертятся колеса в Ватикане, но он-то не мог разделить оптимизма, который сам же ей внушил.
Перри просыпался по утрам, и его первой мыслью была мысль о разводе. Каждый день он собирался что-нибудь предпринять, но день клонился к вечеру, Перри вспоминал решительный отказ Мэри Джейн и позволял бездействию снова соблазнить себя. Рядом с Маги и Тедди он чувствовал себя счастливейшим из мужчин.
Их дочери исполнился год, а Перри как будто впал в транс. Летом 1929 года они всей семьей, с няней и личной горничной Маги, отправились на шесть недель в Бретань, на побережье, где воздух всегда признавали полезным для детей. Тедди уже бегала и не хотела сидеть в коляске.
Перри посмотрел на две супружеские пары, сидевшие неподалеку под большим пляжным зонтом. И как только он это сделал, вся четверка дружно отвернулась. Тут к нему подбежала Тедди и уткнулась к нему в колени с криком:
— Папа, папа!
И у Перри кровь отхлынула от сердца. Он узнал в соседях по пляжу своих деловых партнеров с женами. Килкаллен снова посмотрел в их сторону и увидел, что они пересели так, чтобы не видеть его. Перри знал, что здесь, на отдыхе, и по возвращении в Париж они только и будут говорить, что о Перри Килкаллене и его незаконной дочери.
Перри подхватил Тедди на руки и пошел прочь с пляжа, прижав ее к себе с такой силой, что девочка вскрикнула. С горечью назвал он себя трусом. О да, он купил себе счастье на два года, обманув Маги. А как быть с правами Тедди? Какое будущее ее ожидает? Какой он отец своему ребенку, своему единственному, обожаемому ребенку?
Перри отправился к своему адвокату Жаку Юло, чтобы проконсультироваться с ним перед тем, как начать новое сражение с Мэри Джейн. Может быть, он получит хотя бы минимальное преимущество, если примет французское гражданство? Юло многословно отказал ему, объявив, что он не может использовать французские законы для своего удобства.
Вскоре после разговора с Юло Перри уехал в Нью-Йорк, готовый заставить Мэри Джейн дать согласие на развод. Она назначила ему встречу только в середине октября. Жена показалась ему похудевшей и постаревшей. Перед ним предстала седеющая женщина средних лет, от былого очарования которой осталась лишь тень. Ее голубые глаза поблекли, и в них появилось выражение горечи, когда она увидела по-прежнему молодого мужа. Перри мало изменился со дня их свадьбы. Время пощадило его. «Как это несправедливо», — подумала Мэри Джейн.
— Мэри Джейн, у меня родилась дочь.
— Ты же не думаешь, что я об этом не знаю, Перри? Мне кажется, не осталось ни одного из знакомых, кто не сообщил бы мне об этом. Ты ждешь от меня поздравлений?
— Но разве ее появление на свет не изменило положение вещей? Теперь дело не только в твоих религиозных убеждениях или в моем отлучении от церкви, речь идет о будущем моей единственной дочери. И если я готов гореть в аду и быть навеки проклятым, то почему ты не хочешь отпустить меня?
— Я не несу ответственности за будущее этой девочки. Она была зачата в грехе и рождена в грехе. Она для меня ничто. Закон, установленный господом, ясен, и лично я намерена ему подчиняться.