Глава клана смело направился к мохнатому питомцу. Зашлепали шаги навстречу, и длинный язык из темноты лизнул Сыча в лицо. Рейдер засмеялся и потрепал огромную склонившуюся голову, отливавшую в пляшущем свете факела медью. В круг света ступили две мощные лапы. Царапая бетонный пол кривыми когтями, тварь ткнулась мокрым носом, чуть не свалив Сыча с ног.
– Тише, тише, – успокаивающе проговорил рейдер, – на-ка, покушай.
Он выудил из ведра и бросил несколько кусков под ноги Пушистику. Тот довольно заурчал, заглатывая мясо.
– Ешь, родной. Может быть, скоро мне понадобится твоя помощь. Ты готов к приключениям?
Пушистик рыкнул в ответ. Он никогда не спорил с обожаемым хозяином и был готов ради него на все.
В небе
Чем дальше мы продвигаемся на север, тем холоднее становится, а кабина дирижабля благодаря моим трюкам уже не герметична. Я, как мог, заткнул пробоину подручным материалом, который нашел здесь, но холодный воздух теперь проникает свободно. Все ж таки за бортом уже самая настоящая, пусть и пока еще ранняя, осень. Все чаще идет дождь, барабанит по корпусу, глухо стучит по оболочке дирижабля, монотонно шумит, убаюкивая. С небольшой качкой я уже справился, пообвык, и теперь с интересом смотрю вниз. Давно я не имел удовольствия наблюдать за поверхностью с высоты птичьего полета!
Сквозь рваные облака я вижу клочки зелени, заброшенные села и деревеньки, змеящиеся речушки и мутные озера. Вижу поля, поросшие высокой травой, осыпающиеся овраги и каменистые холмы, заброшенные карьеры шахт и скособоченные вышки электропередач.
Ветер швыряет в окна кабины горсти дождевой воды, нещадно борется с нами, сопротивляется и всячески пытается воспрепятствовать нашему движению. Можно подумать, что это Аксинья наслала непогоду, как бы бредово оно не звучало. Где-то в стороне, по расчетам, остались Каменск-Шахтинский и Белая Калитва – через них я проезжал, когда следовал в Волгодонск. Там еще остаются жители, ютящиеся в подвалах домов и редких бомбоубежищах – небольшие поселения не затронула бомбардировка, но они пострадали от всяческой нежити, расплодившейся в донских степях. Наверное, мы уже в Воронежской области – потянулись леса, сменившие южные поля и степи, поросшие бурьяном. Данилов ведет дирижабль уверенно и сосредоточенно. А поскольку погодка за бортом далека от идеальной, Ивану приходится показывать все свое мастерство.
В душе – пустота. Там, в родном городе, осталась частичка меня, будто скальпель неумелого хирурга отсек кусочек сердца. Возвращаться туда было ошибкой, но и не вернуться я не мог. И дело даже не в словах случайно встретившейся на пути цыганки, тут можно сколько угодно себя обманывать – не выйдет. Рано или поздно я должен был туда вернуться – не в этой жизни, так в следующей. Остались вопросы, но над ними я подумаю потом. А пока стоит задуматься о текущем положении дел.
Когда мы пролетаем над Воронежем, практически весь город укрыт туманом. Таким густым, какой встретишь нечасто. Если бы я верил в магию, то решил бы, что именно она тому причиной. Слишком неестественна, инородна, первобытно-пугающая эта мгла внизу. Но у нас нет ни времени, ни сил выяснять, что же там, под нами. К тому же ветер немного стихает, да и дождь уже не хлещет так сильно. Лишь редкие капли стучат по корпусу, и в этом стуке рождается удивительная мелодия природы, скорбящей об утерянном мире. Мне вдруг начинает казаться, что кто-то невидимый двигает нами, словно фигурами на шахматной доске – то уходит в глухую защиту, то разменивает нас на что-то более крупное, считаясь лишь со своими интересами. Как будто не случайна наша встреча с Даниловым, как и не случайно я оказался в родном городе. За всеми событиями будто кто-то стоит. Ч-черт, опять разыгрывается воображение! Все же на ровной твердой дороге я чувствую себя значительно лучше и увереннее.
Земля внизу сливается в сплошной зеленый массив, иногда удивленно заглядывает нам в глаза бледно-голубыми озерцами, заигрывает извилистыми речками. Сверху практически совсем не видно, что она опустела, и ее больше не топчут тысячи пыльных ботинок, не давят автомобильные шины, не перекапывают сотни рук и бесцеремонно не копаются в ее недрах. Кто знает, может, и к лучшему…
Калуга, Березуевский овраг
Мы оказываемся в Калуге к вечеру. Не рискуя приземляться среди полуразрушенных домов, Данилов выбирает местом стоянки большой овраг недалеко от Оки. Место удачное – от посторонних любопытных глаз мы скрыты верхушками деревьев, произрастающих на склонах оврага. К тому же здесь, в низине, практически нет ветра, а огромный вековой дуб возле чудом сохранившегося каменного моста отлично заменяет причальную мачту. Надежно закрепляем дирижабль канатами и выходим на разведку. На первый взгляд опасности нет, и все же мы добросовестно шарим по кустам, ныряем из одних зарослей в другие, оглядываем ветви деревьев в поисках затаившихся хищников. Нет, все тихо. Лишь однажды спугиваем дикую собаку, устроившуюся было на ночлег в высокой траве.
– В город выберемся завтра, сейчас в незнакомых переулках слишком легко потеряться. А еще лучше, если ты останешься присматривать за дирижаблем, а я быстро смотаюсь на байке, – предлагаю я, но Данилов не согласен. Ему явно не хочется сидеть в этом овраге без дела.
– От кого его охранять? Если на меня набредет шайка головорезов, один я все равно ничего не сделаю. А вероятность, что среди них найдется пилот, ничтожно мала. Лучше поставим пару ловушек и пойдем вместе.
– Ну, как знаешь, – я пожимаю плечами.
На дне оврага, среди спутанной травы, журчит небольшой ручей. Так хочется опустить в него голые ступни хотя бы минут на десять. Но понапрасну рисковать не стоит, мало ли, что там за вода. Мы проходим сквозь мощную арку моста, соединяющего обе стороны оврага. Слева, за кромкой, проглядывает не то храм, не то церквушка. Сейчас, в сумерках, сложно рассмотреть детали, быть может, сделаем это завтра.
– Ладно, пошли обратно к дирижаблю, на сегодня рекогносцировку провели, – Иван хмыкает. – Кто первый на стреме?
– Я посижу. Спать пока не хочется.
Мы возвращаемся, и Данилов лезет в кабину.
– Разбуди меня часика через три, я тебя сменю, – обернувшись, говорит мне он и спустя мгновение исчезает.
М-да, переоценил я свои силы. Спокойная ночь усыпляет мою бдительность, затуманивает и увлекает разум, убаюкивает сознание. Клюю носом, иногда, опомнившись, принимаюсь усердно растирать щеки и лоб, но помогает ненадолго. А ведь не прошло еще и часа, как Данилов отправился на боковую. Может, пойти растолкать и завалиться самому? Толку с меня сейчас, как с охранника. Тем более, такое ощущение, что в этом овраге уже сто лет ничего не происходило. Жизнь шла мимо, сюда заглядывала изредка, словно по ошибке, а он лишь знай себе ширился, окапывался, зарастал деревьями пуще прежнего.
Стрекочут невидимые насекомые, ночная прохлада понемногу пробирается под одежду, шуршит трава… Стоп, а чего это она шуршит? Я вскидываюсь, прислушиваюсь. Так и есть, шелест и потрескивание. Словно шагает кто-то грузный, не особо заботясь об осторожности. Я нашариваю топорик, рукоять привычно ложится в руку, сразу придав уверенности. Что же там за зверь топает и пыхтит в зарослях?