— Я ошибался, думая, что наш главный враг — Рольф Слабосильный. Я не измерил достаточно силы другого врага, с которым надо сражаться неустанно и во что бы то ни стало. И враг этот — не кто иной, как та земля Нормандии, на которой мы осели. Это она заставила нас забыть наших богов и отречься от отеческих преданий. Чтобы сразить этого врага и вновь почтить наших богов, как они того достойны, мы должны оставить эту землю, а потом вернуться на нее уже не так, как прежде. На сей раз мы должны прийти не как подлые попрошайки. Мы вернемся гордыми завоевателями и заставим содрогнуться всех, кто хотел бы теперь посмеяться над нами.
На всех лицах изобразилось недоверие. Всерьез ли говорит Скирнир? Как могут они покинуть землю, которая принесла им изобилие и тепло, а их семьям — счастье. Рыжий великан понял, чего боятся присутствующие, и пустил в дело последний аргумент.
— Глядите! — воскликнул он, указывая на тяжелый деревянный ларь. — Мы уедем отсюда не с пустыми руками. С собой мы возьмем сокровище нормандского герцога. Будет нам на что купить и оружия, и самые лучшие корабли, и самим есть до отвала. Один! Тор! Победа!
Собравшиеся стали совещаться. Как истые викинги, они не повиновались слепо приказу, который им казался незаконным. То было необычное совещание: в подземелье, на глазах у человека, желавшего стать их новым вождем. Они еще немного поколебались, потом разом хлопнули в ладоши и обернулись: норманны решили следовать за Скирниром. Они прокричали традиционное «Ура!» — знак радости и победы. Вот как в подземелье, вдали от всех посторонних глаз повернулась судьба нескольких непримиримых викингов.
При первых утренних лучах десятка два человек собрались на берегу. Их ждал драккар, готовый к отплытию. Выбранный ими «дрекскип» (корабль-дракон) был большим судном с тремя десятками скамей для гребцов. Форштевень, смотревшийся на его изогнутом корпусе, как лезвие на клинке, делал его настоящим морским скакуном: он не разрезал волны, а парил над ними. Фигура дракона на носу была вырезана не только для устрашения врагов: у нее было также религиозное и магическое назначение. Чтобы совершить столь долгое путешествие, требовалось покровительство древних богов, которые всегда являлись на славных страницах героических саг. Все твердо знали, что дракон — надежный заступник перед Одином Одноглазым.
Скирнир Рыжий уже поднялся на борт. Не без тревоги он пересчитал тех, кто согласился следовать за ним. К великому своему облегчению, он убедился, что явились все — даже непостоянный Олаф. Когда посадка была закончена, Скирнир приказал штурмовать море. Парус быстро надулся, и вот уже драккар с резной головой дракона на носу стремительно заскользил по волнам. Скирнир встал спереди и надолго закрыл глаза. Ветер хлестал ему в лицо, брызги орошали длинную шевелюру, и ему казалось, что он заново родился. Море было настоящим, единственным царством викингов. Скирииру так его не хватало! Теперь, он покинул развратную Нормандию, и оно ему снова покорится. Ему ничего не стоило оставить все, чем был богат он и его братья все эти годы, проведенные на плодородной земле.
К нему подошел некий человек — звали его Сорг Лысый. Он вывел Скирнира из мечтаний.
— Что ж, Скирнир Рыжий, — спросил он, — ты думаешь, победа еще возможна?
— Я не солгал вам, когда сказал, что у меня есть небывалое сокровище. Скоро вы все сами увидите и поймете.
Сейчас, когда начинался их путь к холодным северным землям, только Скирнир Рыжий знал, что в тяжелом деревянном ларе, погруженном на борт драккара, лежит самое драгоценное из сокровищ: закоченевший труп Рольфа Пешехода, а у него на шее — бесценный Молот Тора — страшный Божий Молот.
Описать подробно прибытие драккара в Норвегию. Похороны Рольфа Пешехода. Божий Молот переходит к Скирниру…
(На этом рукопись обрывалась. Последние строки были черновыми записями профессора Харальдсена).
Шторман снял очки и медленно протер глаза руками. Еще несколько мгновений он не открывал глаз — дал им немного отдохнуть, потом опять надел очки. После этого он закрыл неоконченную рукопись Харальдсена и взглянул на портрет Генриха Гиммлера, висевший на стене кабинета.
Он вздохнул и подумал, что решительно оказался недостоин порученной ему высокой миссии. Шторман был уверен, что найдет ключ к тайне в гробнице Роллона, потом — в рукописи норвежского профессора, и каждый раз давал промах. Правда, теперь он знал, как Роллон был убит и почему его тело отправили в Скандинавию. Но ничего нового про Божий Молот он не узнал. Какова же тайная сила пресловутого оружия Тора? Если верить тюремщиками Аненербе, наблюдавшим за профессором, ему удалось прежде, чем покончить с собой, сжечь большую пачку бумаг: ведь он постоянно курил трубку. Свою тайну он унес с собой, а впрочем, не было и доказательств, что он подобрал к ней ключи…
Эсэсовец еще раз поглядел на стальные глаза Гиммлера за круглыми стеклышками маленьких очков. Рейхсфюрер не терпел никакой слабости. Со временем Шторман понял: что бы ни толковали враги, дело здесь было отнюдь не в жестоком нраве. Дело было только в том, чтобы восторжествовали их идеи, а тогда вовсе не важно, на какие жертвы необходимо пойти ради этого. Молодой офицер сердился на себя. Да и не на кого было больше сердиться, коли ему до сих пор не удалось раскрыть тайну Роллона. Он погладил себе лоб: вот уже несколько дней у него сильно кружилась голова и подташнивало. И что бы он сам себе ни говорил, тошнота эта выдавала отчаяние от провала, с каждым днем все больше мучившее его.
Тут раздались три удара в дверь. Шторман командным голосом отозвался: «Ja!», и в кабинет вошел его помощник Кёниг.
— Господин Шторман, — доложил он, встав навытяжку, — срочный вызов из Вевельсбурга! Я не знал, не отдыхаете ли вы…
— Понял вас, — ответил Шторман, никак не выдавая своего смятения. — Я не отдыхал, я работал.
Он вышел из кабинета, прошел в соседнюю комнату и снял трубку. Помощник вышел за дверь.
— Шторман у аппарата!
— Говорит Зиверс, — произнес еще более обычного строгий голос. — Сейчас передам трубку…
Секунда молчания — и раздался другой голос:
— Шторман? Говорит Гиммлер.
— Оберштурмфюрер Шторман слушает, рейхсфюрер! — машинально произнес Шторман и почувствовал, как ноги у него подкосились.
— Дорогой Шторман, мое терпение небезгранично. Вы уже давно ведете это дело, а результатов я не вижу. А вы знаете, как важно для нас ваше расследование. Положение крайне серьезно, Шторман, все совершенные нами великие дела могут быть уничтожены врагами. Но этого я им не позволю, вы поняли?
— Так точно, рейхсфюрер.
— Вы должны использовать все средства. Не забивайте себе голову законностью. Не забывайте, что идет война. Главное — никаких уступок реакционерам. Я знаю, что фон Бильниц — один из них…