Несколько обнадёживало ещё и то обстоятельство, что служебно-розыскных собак на объекте в настоящий момент не имелось, иначе бы они уже давно гавкали за нашими спинами. Вполне возможно, что они здесь были раньше, и даже наверняка были. Но бросившись в погоню за отступившими русскими, немцы вполне могли забрать их с собой. И вероятность того, что они их притащат назад, всё-таки присутствовала. Поэтому мы потратили ещё несколько минут на то, чтобы тщательно обшарить погибших фрицев. Помимо девяти гранат, мы разжились также ещё и сигаретами. Их оказалось аж две пачки. Причём не какой-нибудь там себе эрзац-левак, а вполне себе приличные — "Юно". Невзирая на тяжкие вздохи Охримчука, я тотчас же размял в руках одну из них и щедро посыпал табаком дорожку отхода. Будет теперь собачкам сюрприз. А их хозяевам — лишняя головная боль.
Вот теперь можно уже и брать ноги в руки. Максимум того, что мы могли сделать — уже сделано. И даже если мы добросовестно дождёмся здесь появления фрицев и сможем при этом ухандокать ещё нескольких, большего эффекта, чем достигли, уже обеспечить не получится. Наоборот, у умного немца моментально возникнет вопрос: а за каким хреном именно в этом месте сидит ещё одна группа диверсантов? Они что, дружно умом двинулись? По логике вещей, русские должны уносить ноги с места стычки максимально возможным темпом. А тут вдруг нате — остались. Зачем?
Не надо подкидывать умному немцу лишний материал для размышлений. И так уже вполне достаточно нашумели. Чем черт не шутит, может, и удастся нам оторваться от назойливых преследователей. А в том, что таковые появятся, причём весьма скоро, никто из нас не сомневался ни единой секунды.
Утро встретило нас запыхавшимися от длительной ходьбы. Ходьбы, потому что бежать сил уже никаких не оставалось. Мы выложились почти полностью, пробегая те участки пути, где это было возможно.
Оглядев свою команду, даю приказ: привал.
— Всем спать по часу. Марат — на пост. Через полчаса меня разбудишь, сменю.
Дважды приказывать не приходится: ребята падают прямо там, где стояли. Да я и сам не сильно от них сейчас отличаюсь.
Казалось бы, только-только глаза закрыл, а уже тормошат. Неужели полчаса прошло? Кое-как продрав сонные глаза, киваю часовому на свое место: мол, ложись. По-моему, он уснул раньше, чем лёг. Одеваю на руку часы, которые перед этим отдавал Марату, и засекаю время.
Полчаса. Такое впечатление, что я вообще не спал ни одной секунды. В голове что-то шумит, мысли с трудом ворочаются под черепной коробкой. Присесть бы сейчас. Но нельзя: моментально усну. Поэтому, подтянув ремень, начинаю мерить шагами опушку небольшой рощицы, в которой мы устроились на отдых. Лес тут редкий, с часто встречающимися прогалинами. Особого укрытия рощица, конечно же, не даёт, но, по крайней мере, нас не будет видно издали.
Как там наши, удалось ли им оторваться? Мы, с моей точки зрения, сделали для этого всё возможное и даже сверх того. Остановившись у берёзки, приваливаюсь к ней плечом и вытаскиваю из планшета карту. Интересно было бы знать, где мы сейчас находимся. Ясень пень, что ломясь ночью по лесу, направление можно выдержать только весьма приблизительно. И поэтому палец мой, поблуждав по карте, так ни в какую конкретную точку и не втыкается. Хрен его знает, я даже не могу определить, как много мы прошли. Взгляд на часы — без десяти семь. Надо думать, немцы уже встали на наш след и прут за нами с упорством асфальтового катка. Им проще: они идут по нашему следу. Есть слабая надежда на то, что примятая нами трава поутру поднимется, сделав преследователей не настолько уверенными в правильности выбранного маршрута. Но это не факт, они могут догнать нас раньше, чем распрямится трава. А если так, то уже через пару часов у нас в ушах злобно засвищут свинцовые "подарочки" от разозлённых фрицев. Но это будет не сейчас. Два часа. Может быть, три. Мы сумеем пройти ещё сколько-то. И чем позднее они поймут, что идут по следам всего лишь пяти человек, тем больше шансов на то, что они будут продолжать погоню до последнего. Именно поэтому, кстати говоря, мы не идём в затылок друг другу. Везде, где только возможно, стараемся оставить видимость прохода большого количества людей. Да, так сложнее и труднее идти. Но след остаётся не один. Надо очень сильно вывернуться, чтобы ночью при свете карманного фонаря понять, сколько именно человек сейчас идёт перед тобой.
Семь часов. Пора вставать.
Расталкиваю ребят.
— Десять минут на перекус. Горячего нет, запьём просто водой.
Ещё раз приглядевшись к ребятам, добавляю:
— По пятьдесят грамм каждому. Охримчук, распорядись, — и с этими словами протягиваю ему флягу с водкой. Думаю, что подобная встряска сейчас будет лишней никому.
Десять минут пролетели, как единый миг. Две пустые консервные банки исчезли под корнями ближайшего дерева. Под одну из них я запихиваю расчекованную лимонку. Фиг его знает, есть у немцев собаки или нет. Вот эта самая лимонка и послужит нам лучшим индикатором. Человек банку, вероятнее всего, не найдёт, а собака — та обязательно раскопает. Завершив перекус и проверив снаряжение, мы дружно топаем дальше. Хоть и не очень продолжительный, сон всё же благотворным образом сказался на нашем самочувствии. Откровенно говоря, я бы ещё часок подрых. Но, боюсь, что в этом случае, первое, что мы увидели бы при пробуждении, были бы хмурые морды немецких солдат. Нет уж, не надобно нам такого счастья.
Взрыв за нашей спиной прозвучал где-то через час. Стало быть, собаки у немцев есть. По крайней мере, одна-то уж точно была.
Неожиданный удар танков в спину обороняющимся привёл к страшному результату — почти половина артиллерии была выбита в первую же минуту, так и не успев толком ничего сделать. А если учесть, что там и без того имелись серьезные потери, то боеспособность зенитчиков стала пугающе малой.
Однако они дорого продавали свою жизнь — один из стальных монстров уже замер закопчённой грудой металла. Никто из экипажа не спасся.
Практически не осталось и пулемётных гнёзд. Большая часть выбита миномётами и снайперами противника, оставшиеся были раздавлены танками. Немцам приходилось воевать на два фронта: с одной стороны по ним вели огонь из леса — с другой рычали моторами танки, внезапно ставшие вражескими.
В довершении ко всему, пропала связь — коммутатор в штабе не отвечал на вызовы. Да, теоретически, должны были подойти ещё силы. Совсем недалеко от складов были расквартированы две роты пехоты со средствами усиления. Имелись и другие части, но они уже могли и не успеть — слишком далеко!
Тем не менее, отступать никто не собирался. Вражеская пехота из леса пока не появилась, огонь вели только пулемёты и снайперы. А здесь, около окопов, охране противостояли только танки.
В ближнем бою танк слеп — можно попробовать его подорвать или поджечь. Жечь было нечем, ибо любое наличие в таком месте чего угодно зажигательного строжайше запрещено. Не лучше обстояли дела и со взрывчаткой, кроме ручных гранат ничего не имелось. Правда, танки не лезли в ближний бой, благоразумно заняв ключевые точки, они вели огонь по всему, что попадало в их поле зрения. Особенно зорко стерегли позиции зенитной артиллерии, периодически выпуская по ним снаряд-другой при малейшем движении на огневых.