– И вообще, – снова подала голос средняя, – он приехал к сыну, вот пусть и гостит у него.
Она произнесла это так, будто Димки в кухне не было.
– Он у сына погостил, – ответил в духе тетки Дима. – Теперь хочет у сестер.
– А у меня и гостить-то негде, – словно заклинание повторила младшая.
– Может, ему еще и полпенсии отдавать?! – выпалила средняя.
– Не надо ему ничего отдавать! – выкрикнул Дима. – Я сейчас его подниму и отвезу на вокзал. Пусть едет туда, откуда приехал.
– Ой, – всплеснула руками старшая «кобра». – Зачем же так? Ты же его сынок.
– Он за двадцать лет вспомнил о сынке?!
Обезоруживающий аргумент. И тут же жгучая смола-обида разлилась по всему телу, поглощая все остальные чувства без остатка.
Тетки ловко его провели. Они оказались вмиг вроде бы ни при чем. Это сынок их младшего брата плохой – все обижается, как сопливый пацан. Это сейчас Димка понимал, а тогда… Тогда он подхватил эстафету. Тогда он играл на их стороне, против ничего не подозревающего отца. А может, и подозревающего. Может, он услышал каждое слово. И плевать он хотел на то, что думают о его возвращении сестры. Ему нужен был сын, к которому он вернулся.
Снова какой-то удар в кузове. Дима глянул на водительское сиденье – Мурада не было. Дима огляделся. Машина стояла под фонарем у ряда одноэтажных зданий. Еще один удар. Дима дернулся. Может, Мурад пошел заколачивать гроб? Я же сказал, что родственникам нельзя, вот он и решил помочь.
Еще удар. Дима выскочил из кабины и только у заднего борта понял, что в руке у него молоток. Получается, водитель забивает гвозди руками? Нет. Да и удары были, словно кто-то толкал гроб о борт. Кто-то… Хорошо, если Мурад. Хотя что ж тут хорошего? Но это хоть как-то можно понять.
Дима дернул дверь, но она не поддалась. Он взялся за ручку запора, и тут что-то ударилось о дверь изнутри. Дима отскочил, едва не выронив молоток. Наступившая вдруг тишина заставляла нервничать. Тихо стало не только в кузове, но и вокруг на улице. Дима все-таки нашел в себе силы и открыл задвижку, а потом и дверь. Заглянул внутрь – он был готов увидеть там кого угодно, но в кузове никого не было. Гроб стоял на своем месте, а крышка лежала рядом. Все как он и оставлял. Что же тогда здесь билось?
Дима залез внутрь и подошел к гробу. В желтом свете плафона белая простыня, которой было накрыто тело, выглядела грязной. Диме даже показалось, что в районе головы появилось какое-то пятно. Он нагнулся, чтобы разглядеть его поближе – пятно стало заметно больше. Дима опустился на колени и, взявшись за край гроба, нагнулся над ним. Пятно начало темнеть и увеличиваться. Одновременно на простыне начали появляться новые пятна. Они расползались и объединялись в одно целое, пока вся простыня не стала бордовой.
Дима дотронулся до влажной ткани и, скривившись, отдернул руку. Практически тут же он услышал шумный вдох, и простыня на лице провалилась, будто покойный широко открыл рот. Дима подскочил и выронил молоток, который все еще держал в левой руке.
– Что, решил все-таки заколотить?
Дима дернулся и повернулся на голос. У двери стоял Мурад с двумя стаканчиками кофе. Димка медленно повернулся к гробу. Простыня, накрывавшая покойного, была стерильно белой. Даже желтый свет не пачкал ее белизну.
– Что-то на тебе лица нет. – Мурад поставил стаканчики, залез в кузов, взял один и передал Диме. – На, выпей, а я пока прибью.
Дима принял стакан и посмотрел на гроб. Все так же – тишина и белизна. Никто ничего не вдыхал и не пачкал.
– Вам же нельзя, – напомнил Мурад и, подняв крышку, водрузил ее на гроб.
Удары молотка Дима слышал уже стоя у кабины.
Что это было? Перед глазами еще стояли образы набухающей кровью простыни и провала на месте рта. И звук… Звук, будто человек пытался вдохнуть после долгой задержки дыхания. Все это нервы и усталость.
Диму клонило в сон, и даже перенесенное потрясение не помогло удержаться на поверхности реальности. Под гул двигателя и какую-то южную мелодию Дмитрий провалился в сон. Ему снился отец. Живой отец. Он сидел на скамейке за домом, который так ревностно охраняли его сестры. Он курил… и плакал. От этого открытия Диме стало не по себе. Он развернулся и хотел уйти, когда отец произнес:
– Зря я приехал.
Дима подошел к скамейке и присел рядом.
– Почему? – спросил он, хотя знал, что отец все слышал.
– Сынок, я просто очень долго отсутствовал.
– И что? – На мгновение ему стало стыдно. Несмотря на то что там, в кухне ночью он говорил злые, плохие вещи, он считал, что отец приехал не зря. – Все мы где-то долго отсутствуем.
Отец улыбнулся.
– Да, сынок, только причины на это у нас у всех разные. Да и родня у некоторых из нас не все готова прощать.
– Батя, плюнь. Тут все дело в доме.
– Я знаю, сынок. Но мне ведь ничего не надо.
– Беда в том, что знаем об этом только ты и я.
– И я, – услышали они голос Иры.
Ирина подошла и села по другую сторону от отца.
– Ну что, батя, поедем отсюда?
Отец вытер слезу, улыбнулся и кивнул.
– Да, и подальше.
– Подальше от этих упырей, – произнес Дима и проснулся.
«Газель» надрывалась, радио пыталось перекричать изможденный двигатель. Дима отвернулся к окну. Горизонт посветлел, говоря о скором наступлении нового дня. Дима вспомнил сон и поморщился. Сон был не чем иным, как воспоминанием о последнем приезде отца. Ирина и тогда поддержала его. Как оказалось, его отца поддержала только она. Дмитрий же попытался сыграть за обе команды, причем в одной игре.
Он тогда пытался оправдать и себя, и теток. Мол, он сгоряча наговорил, а тетки защищали наследство. Как говорил классик: москвичей испортил квартирный вопрос. И хотя тетки его не москвички, квартирный вопрос их интересовал самым непосредственным образом. Они не хотели ни с кем делиться. И тогда это могло оправдать их агрессию. Тогда – да. Но после смерти агрессия никуда не делась, разве что притупилась слегка и стала напоминать безразличие. Когда Дима сказал им о смерти отца, они повели себя сдержанно, и лишь поэтому он ничего не понял. Но когда он попросил их помочь, все стало ясно.
Они повели себя так, будто их звали на день рождения троюродного племянника кумы. Все как одна работали. Дима даже подозревал, что они будут работать в одном месте, а начальник у них старшая сестра. Дмитрий где-то слышал, что горе сближает. Здесь же он видел абсолютно противоположное. Либо смерть брата для них не горе, либо они объединились, но только против покойного. В общем, тетушки отказались не только помочь с организацией похорон, но и прийти проститься. Упыри! Причем не только они. Он сам не лучше их. Слова, произнесенные им в разговоре с Нелей, возможно, в минуты смерти отца, резанули, словно остро наточенный скальпель. Он еще тот упырь.