Епископ дернулся и бросил торопливый взгляд на Айседору. Их гость покраснел.
– Не надо этого вздора! – торопливо проговорила миссис Андерхилл. – Вам незачем говорить обиняками просто потому, что я нахожусь здесь. Могу предположить, что мне приходилось говорить с находящимися в положении молодыми дамами намного чаще, чем тебе, Реджинальд. Многих из них совратили кавалеры, однако некоторые сами совращали мужчин.
– Мне не хотелось бы, чтобы ты говорила такими словами о подобных вещах, – неодобрительным тоном произнес епископ, шагнув в сторону от огня; ноги его сзади припекало. – Это сразу и грех, и трагедия. Ужас в сочетании со злодеянием. Если этот… поступок… совершил Рэмси Парментер, тогда я могу предположить только то, что он сошел с ума, и самое лучшее, что мы можем сделать для всех, – это поставить ему соответствующий диагноз и поместить в безопасное место, где он не сможет никому причинить вреда.
Он скривился, ощутив прикосновение к коже горячей ткани брюк и добавил:
– Разве этого нельзя устроить, Корнуоллис? Проявить некую юридическую любезность вместо того, чтобы погубить всю семью, точно следуя каждой букве закона. Выставить на всеобщее обозрение зрелище падения из благодати весьма уважаемого человека… то есть, конечно, прежде считавшегося уважаемым, – поправился он.
Затаив дыхание, Айседора посмотрела на помощника комиссара.
– Убийство не является отпадением от благодати, – холодным тоном промолвил тот. – Закон требует в таком случае публичного наказания, ради блага всех, кого касается дело.
– Ерунда! – возразил Андерхилл. – Каким образом публичное рассмотрение дела может соответствовать интересам Парментера или его семьи, не говоря уже об интересах Церкви? Кроме того, не в интересах и самой публики видеть растление и впадение в безумие одного из вождей ее духовного благоденствия.
Бесшумно появившийся дворецкий с поклоном доложил:
– Обед подан, сэр.
Хозяин бросил на него негодующий взгляд.
Айседора поднялась на трясущиеся ноги:
– Мистер Корнуоллис, не окажете ли любезность пройти в столовую?
Что может она сказать, чтобы как-то исправить эту жуткую ситуацию? Неужели их гость может посчитать, что и она является подобной ханжой? Как дать ему понять, что она не имеет к этому никакого отношения, не проявив при этом нелояльности и двоедушия? Джон Корнуоллис принадлежит к числу тех людей, которые ценят верность. Супруга епископа и сама ценила ее. Несчетное число раз она заставляла себя молчать, чувствуя несогласие. В некоторых, редких случаях ей приходилось впоследствии осознать свою ошибку или близорукость, и она бывала рада тому, что не обнаружила нехватку знаний.
Поднявшись на ноги, Джон поблагодарил ее, и все трое неловкими шагами направились в официальную столовую, выдержанную в ультрамариновых и золотых тонах. Здесь Айседора впервые навязала мужу свой вкус. Он настаивал на бургундских коврах и тяжелых портьерах до самого пола. Но благодаря ей, столовая получилась не настолько тяжеловесной, a длинное зеркало на стене увеличивало объем комнаты.
Когда все уселись и подали первое блюдо, епископ вновь перешел к делу.
– Никто не заинтересован в том, чтобы придать этой истории публичный характер, – повторил он, посмотрев на занятого супом Корнуоллиса. – Не сомневаюсь, что вы понимаете это.
– Напротив, – невозмутимым тоном возразил Джон. – В этом заинтересованы буквально все. И в первую очередь сам Парментер. Он считает себя невиновным. И потому заслуживает права предстать перед судом и потребовать, чтобы мы доказали его невиновность самым надежным образом.
– Вот оно что… – Андерхилл уже был в ярости. Лицо его побагровело, а глаза лихорадочно блестели.
Посмотрев на него, Айседора ощутила, как ее переполняет чувство вины. Реджинальд больше не был похож на старого друга, временно сбившегося с пути и совершившего ошибку. Он вдруг сделался незнакомцем и притом незнакомцем, совершенно ей несимпатичным. Нельзя, непростительно было позволять себе почувствовать такое. Все в ней повернулось навстречу Корнуоллису, спокойному и сердитому, уверенному в себе и своих верованиях.
– Это чистая софистика, сэр, – бросил обвинение епископ. – Но я не стану оскорблять вас предположением о ее причинах…
– Ох, Реджинальд! – негромко произнесла Айседора.
– Чего же вы хотите от нас, епископ Андерхилл? – посмотрел на него помощник комиссара. – Чтобы мы тайно упрятали куда-нибудь Парментера, не предоставив ему возможности доказать свою невиновность или опровергнуть наши доказательства его вины? Упаковать его в сумасшедший дом до конца дней своих, чтобы избавить всех нас от неудобства?
Лицо Андерхилла стало багровым, руки его затряслись:
– Вы ошибочно трактуете мои слова, сэр! Отвратительное предположение!
Впрочем, именно это он и подразумевал, что было превосходно известно его супруге. Как же ей выручить мужа и заодно сохранить собственную честь?
– Я уверена в том, что вы правы, мистер Корнуоллис, – настороженным тоном произнесла она, не глядя на гостя. – Похоже, мы не осознали последствий того, о чем говорим. Мы не знакомы с законом, и, слава Небесам, до сих пор у нас не случалось ничего подобного. Конечно, у нас были собственные несчастья, однако до подлинного преступления дело не доходило, все ограничивалось грехами перед Богом и Церковью. – Она наконец посмотрела Джону в лицо.
– Конечно. – Тот внимательно смотрел на нее, и лицо его выражало не разочарование, но застенчивость и восхищение. Женщину словно согрело какое-то внутреннее тепло. – Случилась… случилась трагедия, к которой мы не могли оказаться готовы… – Корнуоллис осекся, не зная, что сказать дальше. – Однако я не могу преступить требования закона. Я не смею сделать это, потому что не уверен в том, что правильно, а что нет, чтобы принять ответственность за решение на себя. – Он опустил суповую ложку на тарелку. – Однако я знаю, как поступать правильно, – во всяком случае тогда, когда необходимо выяснить истину. Весьма вероятно, что Рэмси Парментер убил мисс Беллвуд, потому что она была откровенной и задиристой женщиной, отвергавшей все, во что он верил. – Голос его стих, и на лице проявилась печаль. – Он может оказаться и отцом ее ребенка, но с равной вероятностью может и не быть им. Если здесь замешаны Мэлори Парментер или Доминик Кордэ, то и у них были причины желать ей смерти. Мисс Беллвуд могла погубить их обоих в избранном ими призвании. Я не знаю, шантажировала она их или нет, однако нам придется выяснить это. Мне очень жаль. Я хотел бы, чтобы всего этого не случилось.
– Как и все мы, – печально улыбнулась миссис Андерхилл. – Однако сожаление еще никому и ни в чем не помогало.
Ее муж шумно прокашлялся:
– Полагаю, вы будете держать меня в курсе всякого прогресса по делу?
– О том, что затрагивает благополучие Церкви, я извещу вас немедленно, – пообещал Корнуоллис без капли тепла во взгляде. С тем же самым выражением он мог бы смотреть на капитана вражеского корабля в ледяном море.