– Тебе Татьяна Дмитриевна сказала, – кивнул головой Артемьев. – Причину своего приезда я уже тебе объяснял. Я всегда мечтал о вилле на берегу моря, а это место мне дорого вдвойне, потому что оно связано с историей Российского флота. Простое сочетание приятного с полезным. Мой интерес к жилищу знаменитого Жонеса тоже объясняется просто. Мой знакомый из Санкт-Петербурга рассказывал мне, что некая гражданка присылал в их ведомство запрос об этом известном контр-адмирале. Она объясняла свое любопытство тем, что живет в его доме. Вот я и поинтересовался, где же это чудо находится, как только приехал в город. Ты удовлетворена моим объяснением?
Я утвердительно кивнула, хотя вовсе не была удовлетворена. Его объяснение было вполне логичным, но что-то в нем мне не нравилось. Неужели Санкт-Петербург такой маленький город, что каждое письмо, пришедшее в архив флота, широко обсуждается общественностью? Или еще одно непонятное совпадение – оно попало именно в руки приятеля Артемьева? Законы теории вероятностей отдыхают. Но способ заставить его говорить правду никак не придумывался.
– Тогда удовлетвори и мое любопытство. О каких бумагах говорила Татьяна Дмитриевна?
– Клеопатра Ильинична хранила какие-то свои бумаги на работе. И среди них был перевод с немецкого того документа, который мы с Вами нашли в подвале. Кстати, переводила его Татьяна Дмитриевна.
– И ты до сих пор не нашла этот перевод? – Артемьев был потрясен моей медлительностью.
– Вы не оставили мне времени, – хмуро оправдывалась я, не понимая толком почему это делаю.
– Ну, так давай быстрее!
Я послушно достала папку из недр своей сумки и начала перебирать бумаги, стараясь делать это настолько активно, чтобы мой собеседник не успевал просмотреть их содержание.
– Эй! Не так быстро! – обиделся мой непрошеный компаньон.
Он потянулся за очередной бумагой, которую не успел даже увидеть, но я торопливо воскликнула.
– Есть!
Мы с Артемьевым наклонились над листом, вырванным из тетрадки в клеточку. Перевод был написан стариковским неверным почерком, однако текст был гладким и вполне литературным. Контр– адмирал Пауль Иоханнес (в переводе с немецкого) дарил дом своему верному денщику в день его свадьбы. Сам факт неслыханно щедрого подарка потрясал бы, если бы не условие, обозначенное в конце документа. Денщик вступал в права владения только после отъезда адмирала и не имел право продавать этот дом. В случае внезапной кончины владельца, дом должен был перейти только в руки наследника, и только без права продажи. Если наследника в наличие не будет, дом снова должен был перейти во владение Иоханнеса. Кроме того, во время первого визита бывшего владельца денщик и его семья должны были оставить дом на время пребывания гостя. Особенно заинтересовала Артемьева та часть документа, где адмирал напоминал своему подчиненному об устной части их договора, так как он собирался обязательно все проверить. При невыполнении устных договоренностей адмирал также отбирал дом.
– Сурово! – заметил Артемьев.
– Похоже, что наш скряга не дарил дом, а нанимал для своей собственности охранника. Интересно, чем ему этот дом был так дорог?
– Может, он что-то там временно оставил? Что-то дорогое для себя?
– А что мешало ему забрать это что-то с собой? Зачем было возвращаться в этот город, который в то время был величиной в полторы улицы? Да и добраться из Петербурга сюда было очень нелегко.
– Вот именно. Может, то, что он оставлял, было в то время недоступно для вывоза?
– Наркотики, оружие, алкоголь, сигареты? – засмеялась я – Вы имеете в виду контрабанду? Контр-адмирал и такие мелочи?
Артемьев поморщился моей несообразительности.
– А может, этого еще не было, но должно было появиться?
– Вы точно знаете, что это было, правда? – вдруг осенило меня.
– Догадываюсь с достаточно высокой долей вероятности. Сама не догадываешься?
Я не догадывалась.
– Помнишь, Клеопатра Ильинична интересовалась в своих запросах, был ли женат Пол Джонс, или в русском варианте произношения Павел Жонес, или Пауль Йоханес. И повсюду получала отрицательный ответ.
– Думаете, он был влюблен в замужнюю женщину? И хранил ей верность всю жизнь? Бросил пиратство и войны и ушел в монастырь? Только каким образом это связано с домом?
– А может, эта женщина ждала его ребенка? – нетерпеливо подсказал мне мой собеседник.
– Вы, действительно верите в то, что говорите, или просто шутите? Если эта женщина была замужем, у нее, наверняка было свое жилище. В конце концов, он мог подарить дом ей.
– Может, он ей этот дом и подарил. Денщик мог быть просто подставным лицом, иначе могли возникнуть разговоры.
– И кто же эта загадочная женщина?
– Не знаю. Но очень хотел бы узнать.
– Почему?
– Я просто очень любопытный человек.
Я посмотрела на него, пытаясь угадать, что кроется за этими невинными словами. Мне не удавалось отыскать логическую связь между любовью к замужней женщине, незаконнорожденным ребенком адмирала и…домом, подаренным денщику. Если Джонс готовил дом для своего ребенка, то что означали его условия? Почему его денщик должен был оставить адмирала одного в доме после возвращения? Может, для того, чтобы Джонс мог что-то из этого дома забрать? А что? Что он здесь прятал? Только не ребенка! Наверняка, Артемьев это знал. Или догадывался. Что-то, ради чего мой рьяный поклонник искал этот дом, ради чего старался в этот дом попасть, и ради чего излагал мне сейчас романтическую сказку о вечной любви. Ну, сказочник, сейчас ты мне все расскажешь! Артемьев поймал мой вспыхнувший взгляд, улыбнулся мне в ответ.
– Ты прелесть. Обожаю, когда ты так на меня смотришь. В твоих глазах появляется тень интереса ко мне, – он вдруг быстро обнял меня за плечи и крепко поцеловал в губы.
Подлый обманщик пытался изменить тему разговора. И знал, как это сделать. Посетители за соседними столиками с любопытством оглянулись. Я моментально потеряла нить разговора, порозовела, нервно вырвалась из его объятий, быстро отвернулась к окну и… на секунду застыла.
С внешней стороны тонкого чисто вымытого оконного стекла на меня смотрели глаза Данила Антоновича. Он неподвижно стоял перед окном ресторанчика, и выражение его лица было таким, будто он увидел призрак. Да и сам он напоминал пришельца из потустороннего мира – безмолвного, синевато-бледного, почти нереального. Зрачки его глаз, несмотря на яркий солнечный свет, были расширены. Мой шеф смотрел сквозь меня, как мне показалось, на что-то за моей спиной. Что-то ужасное. Я медленно обернулась. За моей спиной никого, кроме ничего не подозревающего Артемьева не было.
– Ты чего такая зеленая? – удивился он, – Только что цвела, как роза и вдруг! Ну, у тебя и сосуды! К врачу не обращалась?
Он явно не успел никого еще увидеть за окном, иначе сейчас бы сказал что-нибудь язвительное.