– Он тебе звонит?
– Мне – нет. А вот Тизанникову раз позвонил по Скайпу. Приглашал к себе, а адрес не оставил.
– Хоть сказал, в каком он городе?
– Сказал. Тизанников потом нашел этот город на карте.
– Нью-Йорк? – подсказал я.
– Да нет. Какая-то дыра на севере. Потом Тизанников не смог вспомнить. Где-то в Вермонте.
– И что у него за бизнес?
– Не поверишь. Торгует картинами. Ты точно не хочешь остаться на обед?
Больше ничего интересного я не узнаю, и я вернулся к старой теме:
– Значит, Тизанников умер своей смертью?
– Он чахлый был.
– А я, когда увидел эти фотографии, подумал, что можно докопаться до чего-либо интересного. Меня всегда интересовало влияние Песталоцци на Шаррельмана.
– Дегенерат, – на этот раз «дегенерат» звучало устало.
Я понял, что мне пора уходить:
– На обед я не останусь. Но если разрешишь, я приеду к тебе завтра.
– Приезжай.
– Ты сможешь уделить мне пару часов? Погуляем в парке.
– Можно и в парке.
Вернувшись в машину, я передал Пьеру жучок.
– Все нормально? – спросил он.
– Вроде бы да. Теперь выключай. Начинается личная программа.
– С полным одобрением.
И мы отправились назад в Тулузу. Добирались долго. Остановок было пять или шесть. Оказавшись в своем номере, я рухнул на кровать и проспал до утра.
Весь следующий день мои спутники отсутствовали. А я гулял по Тулузе. Пообедал в совершенно уникальном для Франции ресторане: чтобы туда попасть, надо выстоять очередь в полчаса. Вечером отправился в казино Баррьер на концерт Жерара Ленормана.
Утром в хорошем настроении я явился на завтрак. Рене уже сидел за столиком. У него тоже было хорошее настроение, мы спели пару куплетов из «Баллады счастливых людей» Ленормана и потребовали, чтобы официантка нам помогала. Она помогла. Помог и турист из Лиона.
Рене довел до моего сведения, что писать мне ничего не надо (а я и не собирался), что все четко записано на пленку и старуха (теперь они не стеснялись при мне так называть Алис) просила поблагодарить меня за работу.
Появился Пьер. У него был серьезный вид:
– Кто такой Шаррельман?
– Шаррельман? Это…Это ученый, последователь Песталоцци. Но он был категорически против эпизодического и комплексного преподавания. Однако, тем не менее, его работы по систематическому и предметному изучению представляют огромный интерес.
Мои спутники смотрели на меня, как котята на кошку: преданно и с любопытством.
– А тот, другой? – спросил Пьер. – Фамилию я забыл.
Я забыл тоже. А когда не знаешь чего-либо, лучше всего выразить активное невосприятие.
– Нет-нет. Я категорически против эмоционально-подчинительного принуждения.
– Старухе вчера принесли справки на этих типов, – рассказал Пьер, – О каждом на десять страниц и такие труднопонимаемые, что у нее заболела голова. Она передала их в отдел стратегического планирования.
– А ты, я вижу, – вмешался в разговор Рене, – действительно специалист по этому Песталоцци.
– Да, – со спокойной уверенностью ответил я, – это не так весело, как Сан-Антонио, но тоже очень поучительно.
* * *
На следующий день мои спутники сообщили мне, что их начальство официально выражает мне благодарность и оплатит билет в первом классе до Рио-де-Жанейро. Из этого я понял, что мне вежливо предлагают побыстрее убираться. Это было и в моих интересах. Задание я выполнил.
Шеф поставил передо мной пять задач.
– Что за наркотик употреблял Тизанников? Я узнал, это «Мефистофель».
– Каковы его запасы? Осталось около половины четвертинки.
– Где находятся запасы? В каком-то городе в Вермонте.
– Кто распоряжается этими запасами? Гражданин России Игорь Семицветов. Под какой фамилией он живет в США, неизвестно. Но я смогу узнать его в лицо.
– Как можно уничтожить эти запасы? Надо сначала найти Семицветова.
В зале для пассажиров первого класса мои спутники заказали бутылку «Veuve Clicquot» и не торопились ее открывать. Наконец Пьер вынул пробку, и в этот момент в зале появилась Алис. Явление было театральным, под хлопок шампанского.
Она подошла ко мне и обняла меня. И это не были дружеские объятия. Она поцеловала меня. И это не был дружеский поцелуй.
– На нас смотрят, – вполголоса сказал я.
– Мы во Франции, малыш.
Из-под объятий я посмотрел на моих спутников. Они в восторге подняли руки.
Мы действительно были во Франции.
* * *
Через несколько часов я уже гулял по Барахасу. Там я успешно поменял билет с Мадрид – Рио-де-Жанейро на Мадрид – Орландо.
До посадки оставалось минут двадцать. Я увидел телефон: «Бесплатные звонки по всем странам Евросоюза». Отлично. Я набрал номер в Онфлере.
– Мне Кики. Если можно.
– Ах, это вы!
Высокая табуретка.
– Сколько лет вы отсутствовали? Двадцать?
– Что-то около.
– Я не спрашиваю, где вы были, но догадываюсь. Двадцать лет! Это означает убийство с заранее обдуманными целями. Но это не мое дело.
– Что не сделаешь по молодости! – вздохнул я. – Как Кики?
– Она законная супруга великого художника Вестфеллера. Он очень великий. Но картины пишет она, а он просто великий.
– Она по-прежнему в Нормандии?
– Ей всегда почему-то нравился север. Она на севере. В Квебеке. Ее супруг хорошо зарабатывает. А она? К сожалению, должна огорчить. Она располнела. Хотя то, что вас всегда в ней привлекало, осталось на прежнем месте.
Я попросил передать привет. Она посоветовала мне быть осторожней и заботиться об алиби.
Я пообещал.
Через день я уже был в Орландо.
«Тати» – небольшое кафе, всего десять-пятнадцать столиков. Когда я бываю в Вашингтоне, мы с Биллом приходим туда «на ланч». В проспекте кафе значится «французским». И действительно, владельцы, два уже немолодых грека, готовят французские блюда безукоризненно по-французски, и, что немаловажно, цены с годами почти не меняются, разве что порции уменьшаются в размере.
– Петух в вине, – заказал Билл.
– Мне тоже петуха в вине, – присоединился я. – И бутылку «Мутон Каде».