* * *
Листьев ушел, а я купил у мальчишки вечернюю газету. Политика, политика, спорт, финансы… это меня сейчас не интересует; наконец – культурная жизнь. На полстраницы – Электра в королевской мантии и крупными буквами: «Театр Латино. Новый министр сегодня вечером в эпосе «Ночные феи»». Но и феи меня сегодня тоже не интересовали. Я открыл следующую страницу и углубился в изучение художественных выставок. И здесь мне повезло. «Вернисаж: школа Пикассо в Риме. Торжественное открытие – 19.00». Я посмотрел на часы: 19.10 – и допил кофе.
* * *
При входе предлагалось предъявлять пригласительный билет. Но солидный вид дипломата советского посольства, решительная походка, небрежный кивок даме у входа сработали безотказно. Со мной самым вежливым образом поздоровались и пригласительного билета не спросили.
Торжественное открытие уже состоялось. Люди толпились у стойки, где разливали прохладительные напитки, и у картин в первом зале.
– Сколько залов? – спросил я у человека с красной повязкой.
– Три.
«Вот удивятся посольские, увидав меня здесь», – думал я, протискиваясь во второй зал. И в этот момент заметил человека, ради которого пришел.
«Прогрессивный» художник тоже меня увидел, узнал и с радостным: «Такие события! Такие события!» подлетел ко мне, изящно обогнув по дороге двух крупногабаритных матрон.
От него пахло спиртным, и был он традиционно небрит. Глаза излучали неподдельную радость, руки описывали полу-дуги.
– Такие события!
Он принялся пересказывать последние новости из Москвы, но я обрезал:
– Мне нужна информация.
Тот сразу осекся и стал серьезным.
«Из него неплохой осведомитель может получиться», – отметил я.
– Мне нужны сведения об одном скульпторе.
Я пытался поподробнее припомнить, что Крокодил говорил об отце Сосульки. «Очень странный скульптор. Каждая скульптура – величиной с памятник на площади. При случае можно внутри от полиции спрятаться».
– Этот скульптор, – неуверенно начал я. – Он работает… Он работает… – я никак не мог найти подходящих слов. – У него каждая скульптура – величиной с памятник на площади. Монументалист.
– Длинный Пипо, – уверенно изрек художник. – Он умер месяца два назад.
– У него есть дочка, – осторожно продолжал я.
– Длинный Пипо, – повторил художник.
– Вы не знаете, где у него была мастерская?
– В самом конце Номентаны, в доме, где внизу продают аквариумных рыбок. Только это не мастерская, а дерьмо. О покойниках дурное не говорят, но он все равно как скульптор дерьмо.
– Меня интересует его дочь.
Художник понимающе хрюкнул:
– К ней надо с подходом. Пару иностранных слов сказать. Про высокие материи поговорить. А остальное как у всех. Ноги, правда, никудышные.
– Их можно отбросить, – подсказал я.
Художник загрохотал:
– Желаю удачи. Как вам выставка?
Я замялся:
– Как вам сказать…
Оказавшийся рядом субъект в кожаной куртке без приглашения вступил в разговор:
– Выставка? Вы называете это выставкой? Еще одно доказательство вечной бесталанности неутолимого безумства, вот что это такое! Бесталанность безумства.
– В зависимости от того, что считать безумием, – спокойно отпарировал художник и угрожающе повернулся к субъекту.
Я счел за благо тихонько смыться.
У выхода дама спросила:
– Как вам выставка?
– Это еще одно доказательство вечной мудрости неутолимого рассудка, – многозначительно продекламировал я.
Дама что-то хотела ответить, но я уже был на улице. До Номентаны минут двадцать.
Магазин с рыбками я нашел сразу, аккуратный трехэтажный домик с балконом на третьем этаже. Стеклянная дверь в магазин, рядом другая с интерфоном. Я нажал кнопку. В динамике зашипело, потом женский голос спросил:
– Кто это?
– Я в отношении скульптур вашего покойного отца.
– Уже поздно.
– Я не надолго.
– Кто вы такой?
– У нас есть общие знакомые. Манини. Альбер.
Под этим именем в Риме жил Крокодил.
– Поднимайтесь.
Я поднялся на второй этаж. Всего одна дверь. Когда я подошел, она открылась, и я чуть было не столкнулся с женщиной лет тридцати, в роговых очках, в строгом синем брючном костюме.
«Давно не Джульетта и далеко не Афродита», – отметил я про себя. Я представлял себе Сосульку совершенно другой.
– Проходите.
Я оказался в квадратном холле, обтянутом серыми узорными матерчатыми обоями. Одну сторону квадрата занимал камин, напротив окно, закрытое тяжелыми занавесками, в одном углу широкий старинный диван, в другом – этажерка с книгами, слева и справа стены, сплошь увешанные картинами. Разные по стилю, они были вставлены в совершенно одинаковые посеребренные рамки, поэтому и сами с первого взгляда казались одинаковыми. На одном кресле валялась шаль. Здесь хозяйка, видимо, сидела до моего прихода. Сидела, читала и слушала музыку: диск проигрывателя на этажерке все еще вертелся, книга в коричневом переплете лежала на полу рядом с креслом.
– Какова цель вашего визита?
– Цель визита? – переспросил я. – Хочу сначала на тебя посмотреть, а там видно будет.
Она вздрогнула:
– Я вам не давала повода так со мной разговаривать.
Большая камея раскачивалась на ее груди, и она все время поправляла ее рукой.
– Для начала мы поговорим о человеке, с которым ты спала.
Не дождавшись приглашения, я плюхнулся в кресло.
– Мы ни о чем не будем говорить. Вы сейчас встанете и уйдете. Пока я не вызвала полицию.
– А ты знаешь, что твой любовник – русский шпион? И он сбежал.
Слова эти не произвели на Сосульку никакого впечатления.
– Поторопитесь уйти, пока я не вызвала полицию.
– А ты и вправду сосулька. Смотри, как бы не растаять.
При слове «сосулька» она вздрогнула, потом спокойно произнесла:
– Уважаемый синьор, вы можете меня шантажировать, можете меня пугать, но если вам что-то от меня нужно, советую прежде всего изменить тон.
– Мне действительно от тебя нужна кое-какая информация.
– В таком случае потрудитесь вести себя приличнее.
Ее верхняя губа брезгливо изогнулась, и теперь губы образовывали равнобедренный треугольник. «Типичная интеллектуальная мымра, – соображал я. – С такой чем грубее, тем эффективнее».