Только вот оказалось, что в жилище не только он один. На второй лежанке, изначально невидимой снаружи, восседала в позе лотоса девушка лет шестнадцати. Большая часть тела скрывалась под полотняной рубашкой серого цвета. Рядом с девушкой восседал карапуз лет двух, с серьёзным видом крутя в руках некое подобие игрушки-головоломки из поблескивающих проволочек. Ещё один годовалый ребёнок спал поверх шкур, видимо его детское время бодрствования уже истекло.
С минуту Шенгаут пялился на девушку, а она на него. В свете сразу двух керосинок стало заметно, что девица жутко покраснела, а потом и вовсе прикрыла глаза от вполне понятного стеснения. Мужчина ведь! И совершенно голый! Пусть и не возбуждённое, но кое-какое (и вполне приличное!) достоинство свисает.
Осознав это, Арис не придумал ничего лучше, как метнуться к указанной лежанке и там зарыться среди мягких, невероятно тёплых шкур. И так ему хорошо стало, так уютно и расслабленно, что мысли потекли, словно густая медовая патока:
«Не знаю, где бы меня уложили в семействе Гюта, но здесь однозначно лучше. А вот дети… Как я мог про них забыть?.. А кто это их опекает? Скорей всего какая-то няня. Наверняка тут вдовам помогают… Хотя не удивлюсь, если девица – сестра Дамиллы. Или родственница. Слишком уж они на личико похожи… Только это – не столь важно… А вот что будет завтра?..»
Именно с этим вопросом Арис и… уснул. Намертво уснул, без задних ног, как говорится. И не мог видеть, как обнажённая Дамилла встала над лежанкой, уперев кулаки в бока, и прошипела с негодованием:
– Нет, ну каков нахал! А? – Но, постояв ещё с минуту, сама себе и возразила: – Хотя, пережить такое, как он, не каждому дано…
– И шрамы! – с придыханием отозвалась шестнадцатилетняя девица. – Ты видела, какие у него шрамы на голове, колене и на спине? Свежие, словно только заросли.
– Видела… Наверное, ему ещё на острове досталось. А ещё этот мелкий пройдоха Гют совсем на переноске улиток парня загонял. Хвастался, что они тройную норму сделали.
– Будешь его будить? – с предвкушением поинтересовалась девица. И тут же смутилась под ироничным взглядом Дамиллы:
– Не твоего ума дело! И вообще пора спать! – Погасила лампу со своей стороны и демонстративно отгородила свою лежанку занавеской из лёгкой ткани. И уже зарываясь в шкуры, поближе к расслабленному мужскому телу, пожелала еле слышно: – Спокойной ночи!
Зря Арис понадеялся, что ему дадут выспаться всю ночь. По примерным ощущениям побудка произошла часа через четыре. Да таким способом, что даже полный импотент забыл бы о сне: Дамилла сидела на нем верхом, сладострастно ёрзала и вдобавок соском груди водила по его губам. Полная темень в помещении не давала рассмотреть гибкое, упругое тело, но тактильный контакт уже давно настроил мужской организм на соответствующие подвиги.
Будь на его месте нормальный мужчина, он бы уже ни в чём себя не ограничивал. А здесь прежнее подсознание пустилось в неуместный анализ и разглагольствования:
«Грудь у неё – невероятно упругая. И это при двух детях-то?.. Или они тут своих детей грудью не кормят? – При этом волей-неволей приходилось облизывать и покусывать сосок, что сразу вызвало непроизвольный стон удовольствия у Дамиллы. – И на боках у неё – ни грамма лишнего жира. Хотя выглядит округлой и приятной, по сравнению с остальными. О!.. И мышцы чувствуются!.. Мм! А попа-то какая упругая! У меня в лучшие молодые годы такого не было… Ух, ты!.. Как у неё ловко получилось самой насадиться!.. Получается, что я уже не девственник?..»
Только Шенгаут об этом подумал, как его скрутило от удовольствия. Практически только и успел сделать несколько фрикций, как сработал инстинкт продолжения рода, выплескивая всё что надо и не надо.
Восседающая сверху женщина замерла, скорей в недоумении, чем в попытке получить собственное удовольствие. А проснувшееся сознание Дарьи Черновой приступило к самобичеванию:
«Позор! Сама таких страдающих недержанием малолеток терпеть не могла. Только влез и сразу слазит! Как же я могла забыть, что мужчине никак нельзя спешить?! М-да! Нехорошо получилось… И что теперь будет?..»
А ничего такого и не было. Скандал не разразился, недовольство скрыто, и Дамилла улеглась рядом. Но спать никоим образом она не собиралась, как и уснуть своему избраннику не позволила. Вместо этого начала касаниями объяснять, что такое быстро, медленно, остановиться, приподняться, глубже… и ещё десяток самых необходимых деепричастий.
Причём прошло полчаса, а возбуждение у мужчины так и не прошло перезагрузку. Уд так и находился в боевой готовности. Вдовушку это весьма и весьма порадовало, и она решила продолжить забаву. Только теперь всю инициативу отдала Арису, несколько раз повторив:
– Главное – не спеши. Лучше медленно, чем быстро.
Минут через пять Арис вошёл во вкус. Тем более что хорошо знал, как надо доставлять женщине удовольствие. Ещё через десять сообразил, как надо вовремя приостанавливаться, а так как умения ласкать в его натуре имелось предостаточно, через полчаса настолько разогрел хозяйку обители, что из неё стали вырываться стоны сладострастия. С каждой минутой они становились всё громче и громче, что в какой-то момент несколько смутило новичка:
– Все спят, – прошептал он, – а мы их разбудим…
– Не останавливайся! – требовала Дамилла в ответ. Остальные её слова понимались на уровне интуиции. Да и что ещё может шептать женщина, забывшая обо всём на свете и нырнувшая с головой в омут страсти и любовного сумасшествия?
«Может, здесь подобные крики в порядке вещей? – какой-то частью подсознания размышлял Арис. – Просто этим занимаются в первые два, три часа после отбоя. А я как раз то самое «крикливое» время благополучно проспал… О! А дети? И та девушка? Или они ушли?.. Вряд ли… И двухлетний малыш наверняка думает, что я его мать зверски мучаю…»
Оргазм у вдовушки получился бесподобный. Она забилась под Арисом, как рыба на льду, и ему пришлось прикладывать все усилия и сноровку, чтобы удержаться на напрягшемся теле и не слететь на пол. Сам при этом тоже не удержался от финального аккорда, и только минут через пять, когда судорожные объятия стали ослабевать, запоздало испугался:
«Кажется, я стану папой… И никто меня из этого посёлка не отпустит… М-да! Погорячился!..»
Зато новые ощущения и переживания, доступные только мужскому организму, оставили в сознании неизгладимое впечатление. По остроте они никак не уступали женским, о которых Дарья Чернова помнила великолепно, но резко отличались в структурном плане. Как именно и в чём, ещё следовало разбираться в будущем.
А вот что особенно удивило новоявленного Ариса Шенгаута, – так это невероятный упадок сил. Когда он был женщиной, после секса хотелось и ласк, и разговоров, тогда как сейчас было лень шевельнуть пальцем. Даже думать казалось излишним:
«Вот теперь я понимаю мужиков, когда они, сделав дело, сразу засыпают, – мысленно ухмыльнулась Чернова. – А тем искусникам, кого при таком откате хватает еще и на послеактовые ласки, – надо при жизни ставить памятники… А мы, бабы-дуры, этого никогда не понимаем…»