— О чем ты? — рассеянно переспросил сэр Генри, тщетно пытавшийся среди множества коридоров, вливавшихся в эту пещеру, отыскать тот единственный, по которому они могли бы добраться до грота на морском берегу.
— Разве вы не видите, какое здесь великолепие? Посмотрите сюда, на эти кристаллы! Они напоминают водопад.
— Водопад? Э, постой, я вижу следы копоти от факелов! Значит, мы на правильном пути!
Фонарь высветил узкий тоннель шириной футов девять и высотой футов пятнадцать. Свод его представлял собой идеальную арку. Тоннель уходил круто вниз, так что Кэрол пришлось покрепче вцепиться в руку отца, чтобы не потерять равновесие.
На смену ярким краскам пещерного зала вскоре пришли серые тона покрытых влагой и мхами стен. Послышались какие-то невнятные шорохи и звуки, напоминавшие урчание воды. «Зловещее место», — невольно содрогнулась Кэрол. Настроение ее испортилось, и в отяжелевшую голову начали лезть дурные мысли.
— Говорите о чем-нибудь, — наконец, попросила она отца. — Эта тишина угнетает…
— Потерпи немного.
Кэрол споткнулась о камень и с шумом вздохнула.
— Долго нам еще идти?
— Не стони… Слышишь?
Сэр Генри остановился, склонив голову на бок.
— Что? — Кэрол напрягла слух. — Кто-то пищит? Это мыши?
— Это летучие мыши. По всей видимости, скоро покажется грот.
— Фу… А они не набросятся на нас?
— Нет.
Через некоторое время беглецы достигли еще одного зала пещеры: с потолка его свешивались массивные сталактиты, одетые арагонитовыми кристаллами. Последние отражались в небольшом озере, из которого вытекал бойкий серебристый ручей. Извиваясь, как змея, он исчезал за выступом известняковой скалы.
Как только наши герои спустились к озеру, над головами их послышалось угрожающее трепыхание крыльев — это стая летучих мышей, щелкая зубами, слетела с насиженного места. Кэрол инстинктивно пригнулась, а сэр Генри, воскликнув: «Ах, канальи!», — сбросил с плеча ранец и отчаянно замахал рукой. Летучие мыши, напуганные светом, кажется, вовсе не собирались кого-либо трогать. Словно ведьмы в широких плащах, они проносились мимо, но тут одна из них зацепилась за руку его превосходительства и, извернувшись, вцепилась зубами в его палец. Сэр Генри замычал от боли и, приплясывая, попытался стряхнуть с руки чужеродное тело. Однако хватка у летучей мыши оказалась бульдожьей, и ему не оставалось ничего иного, как попросту придушить ее каблуком сапога.
— Больно? — с участием спросила Кэрол.
— Ерунда, — отмахнулся сэр Генри, замазывая рану слюной. — Разве это укус? Помнишь, в Гамбии меня укусила обезьяна?
— Что-то не припомню. Где это случилось?
— Во владениях короля Барра… Ты тогда совсем еще деткой была.
Осмотревшись по сторонам, сэр Генри заметил узкую расщелину, возле которой громоздилась куча камней, и направился к ней.
— До утра расположимся здесь, — сказал он, ставя фонарь на причудливый сталагмит, внешне похожий на пагоду.
— Как же мы узнаем, когда наступит утро? — губы Кэрол тронула грустная усмешка.
— За той скалой, где скрывается ручей, находится выход из пещеры, — последовал ответ. — На заре дневной свет просочится сюда, и мы увидим его тусклый отсвет.
Будучи человеком аккуратным и практичным, сэр Генри не тратил время даром. Он сложил из трех гладких увесистых камней очаг, чтобы было, где готовить пищу, затем выволок из расщелины сундук и, откинув крышку, с хитрым прищуром посмотрел на дочь.
— Откуда это? — спросила она.
— Откуда? Узнаешь чуть позже. А пока вот что: я буду разводить костер, а ты приготовь постели для ночлега. Здесь, в сундуке, есть несколько теплых одеял, плащи и львиная шкура.
Из той же расщелины губернатор вытащил ящик с горохом и рисом, а также охапку дров, обмотанную промасленным отрезом парусины, и когда очаг был разведен, отец и дочь устроились возле него на ночлег. У них был трудный день, и оба, находясь в состоянии крайнего изнеможения, долго ворочались с боку на бок.
— Никак не могу уснуть, — наконец проворчал сэр Генри, видя, что и дочери не спится. — В голову лезет всякое…
— Как вы думаете, нас здесь не найдут? — тихо спросила Кэрол.
— Я же тебе говорил, что о пещере в крепости знал лишь лейтенант Мэтьюз, упокой господь его душу.
— А откуда вам стало известно о ней?
— От французов. Когда шевалье дю Россе сдавал нам это укрепление, он раскрыл немало тайн, доставшихся ему по наследству от прежних хозяев Форт-Джорджа.
— В каком году это было?
— В одна тысяча семьсот третьем. Тебе было тогда всего три… нет, пожалуй, четыре года, и ты жила вместе с мамой в Виргинии.
— А ты командовал эскадрой?
— Да нет, я же тебе рассказывал… Я был первым помощником коммодора Уиллера, который захватил этот форт.
Губернатор помолчал, вспоминая о прошлом, потом вдруг прошептал:
— Жаль, что они завладели письмом и «ключом» к шифру.
— Вы о ком? О пиратах?
— Да, разрази их гром! Если в Англии пронюхают, что я выдал им этот секрет, моей службе придет конец. Ну, а если разбойники, упаси боже, воспользуются этим секретом, компания предъявит мне такие обвинения, что…
Губернатор не договорил, но по его голосу и искаженным чертам лица Кэрол догадалась, о чем он подумал.
— Неужели этот секрет имеет столь важное значение?
— По значимости его можно приравнять к государственной тайне, — ответил сэр Генри.
— Вы меня пугаете, отец.
— Просто я хочу, чтобы ты знала, какие последствия для нашей семьи может иметь все то, что произошло сегодня. Многолетние труды, подчиненные одной цели — обеспечить тебе достойное положение в обществе, — оказались напрасными. То, что мы имели здесь, на острове, стало достоянием шайки негодяев. А то, что осталось в других колониях и в Англии, будет описано и конфисковано.
— И нет никакой надежды выйти из этого тупика?
— Надежда может появиться лишь в том случае, если разбойникам не удастся овладеть «Фениксом». Это — корабль из Лондона, который направляется в наши воды.
— Вы как-то рассказывали о нем, отец. Но я никак не пойму, почему его визит хранится в глубочайшем секрете?
— Для пиратов это уже не секрет, — с горечью промолвил сэр Генри. — И я, старый осел, сам, своими руками, передал им ключ к его разгадке!
— Вы раскаиваетесь? — в голосе Кэрол слышалась неприкрытая печаль.
— Нет, Кэрри. Ну, что ты… Когда приходится выбирать между жизнью дочери и богатством, для меня не существует вопроса, чему отдать предпочтение. В конце концов, деньги — дело наживное. Я готов трудиться до седьмого пота весь остаток дней моих, только бы сделать тебя материально независимой. Однако беда заключается в том, что меня могут лишить этой возможности.