— Прошу извинить мою неосведомленность, сэр, — обращаясь к незваному гостю, Барни старался смотреть мимо него, — только мне хотелось бы узнать, что за огонь полыхает у вас внутри?
— Да так, чуток адского пламени, — ответил призрак, громыхнув цепью.
— Здорово же вас припекло… А что за странный огонь я видел на берегу?
— Ты словно вчера родился, приятель! Неужели не знаешь, что каждые десять лет над зарытым пиратским кладом загорается адский огонь? Тот, кто увидит его, может стать обладателем сказочного богатства.
— Выходит, здесь, на острове, тоже зарыт пиратский клад?
— Конечно… Острова для того и существуют… Мой старый недруг капитан Кидд спрятал здесь сокровища Великого Могола — три сундука алмазов и золотых гиней на тринадцать миллионов фунтов стерлингов! Э, что это? У тебя, Джек, глаза полезли на лоб?
— Хм, есть от чего, — пробормотал Барни.
— Не знаю. Я уже привык к этим сокровищам, и они не волнуют меня так, как, наверно, должны были бы волновать всякого, созерцающего их. Ты меня понимаешь? Сокровища, как и доступные женщины, быстро приедаются.
— Вы что же, являетесь владельцем этого клада?
— В известном смысле. Я охраняю его уже восемнадцать лет — с тысяча семьсот первого года. И буду охранять еще двести восемьдесят два года, если, конечно, не придет смена.
— Кто же сделал вас сторожем сокровищ Кидда?
— Сам Кидд, — ответил призрак, попыхивая трубкой. — Когда капитана вздернули, душа его без задержек отправилась в ад и там разыскала меня. «Приветствую вас, мистер Мур, — сказал мне призрак Кидда. — Давненько не виделись с вами». Я, понятное дело, ответил на приветствие и уверил капитана, что теперь у нас будет достаточно времени, чтобы до одури насмотреться друг на друга. Он рассмеялся: «Вот уж нет, мистер Мур. Придется вам поработать на Острове Скелетов. Там укрыты мои денежки, а сторожа при них не оказалось. Души семи матросов, невинно мной убиенных после укрытия клада, вознеслись на небо, а сюда, в преисподнюю, господь определил из нашей команды лишь нас двоих. Мне охранять свой клад не положено, стало быть, придется вам взять эту работенку на себя. Ступайте на Остров Скелетов, мистер Мур, и следите за сохранностью моих денег ровно триста лет или до тех пор, пока не придет смена».
— Наверно, тяжело это — быть сторожем чужих денег?
— Еще бы! Особенно, когда знаешь, что они тебе уже ни к чему… Конечно, сама по себе работа эта не пыльная, не требующая больших физических и умственных усилий. — Призрак повернул голову в сторону берега и неожиданно спросил: — Хочешь стать обладателем сокровищ Кидда?
— Кто не хочет, — уклончиво ответил Барни.
— Так давай махнем на остров, я покажу тебе тайник и раскрою секрет, как и что надо делать.
— Предложение заманчивое, сэр. Но если я соглашусь на него, то в итоге кто кем будет владеть, а? Я — сокровищем или оно — мной?
— Последнее верней, — последовал откровенный ответ.
— Ну, так вот что я вам скажу, сэр. Пусть лучше мне никогда не видеть этих алмазов и гиней, чем продать свою душу дьяволу и триста лет быть сторожем при них.
Видя, что призрак бомбардира Мура затосковал, Барни быстро перекрестился, и в тот же миг привидение, окутавшись клубами серного дыма, сгинуло.
Пока капитан Барни спал и видел удивительные сны, к борту фрегата причалил ялик. На нем прибыл боцман Бен Хэлси и двое матросов. Изрыгая проклятия и невнятные обрывки фраз, Хэлси с трудом поднялся по забортному трапу на верхнюю палубу, где столкнулся нос к носу с разбойником, несшим вахту.
— Эй, приятель, — пробормотал он, вращая своим единственным глазом. — Куда подевался Недорезанный Капитан?
— Капитан бригантины? — уточнил вахтенный.
— Да, накажи его Бог!
— Он спит, сэр.
— Что-о? — боцман схватил матроса за ворот рубахи и рывком подтащил его к себе. — Спит? Он смеет спать? Кто позволил?
— Не знаю… кажется, капитан, сэр…
— Где он спит?
— На баке.
Хэлси оттолкнул матроса в сторону, вытащил саблю и двинулся в носовую часть корабля.
У фок-мачты дорогу ему преградил Чарлз Эванс.
— Куда лезешь, старый пьянчуга? — не стесняетесь в выборе выражений, спросил он боцмана.
— Мне нужен пленный капитан, — угрожающим тоном ответил тот.
— Зачем он тебе?
— Хочу вынуть из него душу.
— Почему?
— Потому что он — дерьмо собачье, гадина, выродок, и морда у него противная! — боцман сорвался на крик. — Ты что, Чарли, не знаешь, какой прием он оказал нам вчера вечером?
— Какой?
— Он велел своим людям стрелять по нашей шлюпке!
— Всего-то! И кто же из наших пострадал?
— К счастью, никто.
— Так за что же лишать его жизни?
Боцман, заметив, что Барни вылез из гамака, насупился и проворчал:
— Это не единственный его грех, Чарли.
— Что еще?
— Он… он не захотел отдать свои золотые часы, когда квартирмейстер попросил их у него!
Услышав, в чем его обвиняют, Джон Барни не сдержался:
— Это вранье, мистер Эванс! Когда ко мне явился человек от квартирмейстера и спросил, который час, я тут же отдал свои часы ему.
Бомбардир понимающе кивнул. Потом, бросив на боцмана недобрый взгляд, процедил:
— Я верю этому человеку, Бен, потому что он, в отличие от тебя — джентльмен.
Боцман осклабился и попытался обойти Эванса стороной, но последний был на чеку и снова преградил ему путь.
— Советую тебе вести себя прилично, Бен, и отчалить как можно скорее! — теперь в голосе бомбардира звучала неприкрытая угроза. — В противном случае мне придется поучить тебя вежливости.
— Ты угрожаешь мне? — Хэлси побагровел, играя желваками; потом резко взмахнул саблей. — Прочь с дороги, хмырь болотный!
— Полегче, одноглазый! — Эвансу было наплевать на петушиную прыть боцмана; он без труда отбил выпад последнего и тут же сам ударил его саблей плашмя по плечу.
Бен Хэлси взревел от боли, мгновенно протрезвел и, сообразив, что в этом поединке выигрыш ему не светит, бросился наутек. Было слышно, как он окликнул двух матросов, прибывших с ним в ялике, а еще через несколько минут скрип уключин и всплески воды за бортом дали понять, что вся троица убралась туда, откуда явилась.
— Благодарю вас, мистер Эванс, — сказал Барни. — Вы спасли мне жизнь, и теперь я ваш должник.
— Пустяки, — пожал плечами бомбардир.
Утром следующего дня Эванс сообщил «лордам» о ночном происшествии и потребовал сурово наказать боцмана. Дело, однако, представлялось насколько серьезным, что для рассмотрения его и принятия окончательного решения следовало собрать расширенный совет братства. Брэдли приказал выпалить из носовой пушки и поднять на мачте сигнальный флаг — приглашение всем явиться на совещание. Флаг был из зеленого шелка, в центре его выделялась желтая фигура человека, дующего в трубу.