– Ладно. А ты, Макака, вот чего... слушай там, что Костя про Степана говорить будет!
– Ладно! – в свою очередь, пообещала Динка. И заторопилась: – Пойдем. А то стемнеет...
Она все еще боялась «недобитого» хозяина.
Динка пришла поздно. Марина была уже дома и недовольно сказала:
– Дина, не опаздывай на обед! Катя не может кормить вас каждую отдельно!
– Бессовестная, даже не встретила маму сегодня! – упрекнула Алина.
Они с Мышкой накрывали на стол вместе, но когда все сели, то оказалось, что нет соли. Мышка побежала в кухню за солью. Катя принесла кастрюлю с супом; от усталости и горячей плиты щеки у нее горели.
– Я потом приноровлюсь, – сказала она. – Но сегодня получилась какая-то чепуха. Много беготни и мало толку!
Никич тоже пришел усталый, хотя этой ночью не ездил на рыбалку.
– Ну, – сказал он, усаживаясь на свое место за столом, – сегодня мы первый день без Лины – сбились с ног.
Марина вздохнула:
– Лина все делала как-то незаметно.
Все замолчали, и Динка снова вспомнила пустую тишину кухни.
После обеда Марина и Катя ушли в свою комнату.
– Пусть дети сами приберут со стола и вымоют посуду. Надо приучать их к самостоятельности, – сказала Марина.
– Пусть прибирает Динка – она сегодня весь день пробегала! – с раздражением сказала Мышке Алина.
– Да, вы вдвоем убирали, а я одна буду... – заворчала Динка. Обед запоздал, и на террасе уже зажгли лампу. В кухне тоже горела лампа, но идти туда одной Динке было страшно. – Я не буду одна носить посуду и мыть одна в кухне не буду – я там боюсь! – заявила она.
– Иди к себе в комнату, Алина. Мы с Динкой вдвоем все сделаем! – предложила Мышка.
Алина сердито посмотрела на Динку и ушла.
Младшие девочки принялись за уборку. Они сложили горкой грязную посуду, собрали в кучу ножи и вилки.
– Сейчас темно – можно споткнуться и все разбить. Давай носить понемногу, – сказала Мышка.
– Вот еще! – возмутилась Динка. – Лина носила все сразу!
– Так у Лины большие руки, а у нас маленькие.
– «Маленькие, большие»... Подожди! Я сейчас приду! – убегая в комнату, крикнула Динка и через секунду явилась назад со старой шляпной картонкой. – Складывай все сюда!
– Ты с ума сошла! Это же для шляп! – возмутилась Мышка. Но Динка уже свалила в картонку все ножи и вилки, а сверху стала складывать тарелки. Потом на глазах испуганной Мышки она поставила картонку на пол, нажала на нее коленкой, затянула ремни и, ухватив ее за ручку, прошлась по террасе, изображая старую даму и с улыбкой оглядываясь на присевшую от смеха Мышку.
– Мадам, я тороплюсь на поезд! Мадам Мышка, идите за мной!
«Мадам» Мышка, ухватив один конец ремешка, тоже разок прошлась по террасе, потом Динка изобразила «двух мадамов», опаздывающих на поезд, и девочки со смехом потащили картонку в кухню.
В кухне Динку снова охватило то неприятное сиротливое чувство, которое она испытала утром, но теперь, в присутствии Мышки и от жилого духа, который шел от горячей плиты, чувство это притупилось. Мышка налила в таз горячей воды и хотела мыть тарелки, но Динка опустила в воду руки.
– Подожди, я раньше помою тут руки, а потом уж тарелки! – сказала она.
– Ну что ты! Тарелки же должны мыться в чистой воде! – отталкивая ее, запротестовала Мышка.
– А руки, по-твоему, должны мыться в грязной воде? – нажимая на нее плечом, ответила Динка и примиряюще добавила: – Не порть мне дело! Грязные тарелки и грязные руки можно мыть вместе.
– Ой-ой-ой! – с сомнением закачала головой Мышка.
Но Динка уже бултыхнула в таз всю посуду и, устроив в воде бурю, сказала:
– Вот и руки чистые, и тарелки чистые! Так и надо всегда делать, нечего нянчиться!
Осмотрев на плите жирные кастрюли с остатками пищи, она наморщила лоб и деловито заявила:
– Завтра я приведу соседских собак. Кастрюли – это их дело. Они будут сильно вылизывать, а потом мы только ополоснем – и все!
– Ну, фу! Никто тебе этого не позволит, лучше никому не говори!
– Подумаешь, какие нежности! Когда я вырасту, у меня обязательно будут три собаки-судомойки.
– Почему три? – заинтересовалась Мышка.
– Очень просто. Собака на первое, собака на второе и собака на третье!
– Хи-хи! – захихикала Мышка. – Собака на третье! А если она не ест киселя?
– Так я полью ей молоком – и она съест!
– Ну хорошо... А сейчас же у тебя еще нет собак, так давай мыть сами! – засучивая рукава, сказала Мышка.
Но Динка уселась на кровать и, сложив на коленях руки, сморщилась:
– Ну как их мыть? Там все стенки жирные. Разве налить воды и повертеть внутри веником?
– Как? – не поняла Мышка.
– Я говорю: повертеть внутри веник... – вздохнула Динка, безразлично оглядывая стены.
– Хи-хи-хи! – захихикала опять Мышка, припадая к Лининой подушке. – Хи-хи-хи!
– Ну, что тут за веселье у вас? – останавливаясь на пороге, спросила Марина. – Ушли и пропали. Мы с Катей уже начали беспокоиться... Неужели так трудно вымыть тарелки?
– Тарелки мы вымыли, а кастрюли, мамочка, мы сейчас, – заторопилась Мышка.
Марина заглянула в кастрюли, налила в них воды и накрыла крышками.
– Кастрюли надо чистить. Лина делала это каждый день. Но придется то, что нужно было сделать сегодня, оставить на завтра, – улыбнулась она и потушила лампу. – Идемте спать, уже поздно.
Девочки быстро разделись и улеглись. Мышка еще несколько раз принималась тоненько хихикать под одеялом, но Динка была уже занята другими мыслями. Она думала о том, что завтра Ленька опять поедет со своими бубликами и что напрасно она послушалась и так скоро отцепилась от него, согласившись остаться дома.
Нужно было ехать вместе... По крайней мере, если бы кто-нибудь стал Леньку арестовывать, то она бы вцепилась обеими руками в главного полицейского, а Ленька убежал бы. А потом она бы сказала: «Ведите меня прямо к царю», – а они подумали бы, что она дурочка, и отпустили бы ее. А потом она собрала бы вокруг народ и стала бы плакать и кричать, что царь сажает в тюрьму маленьких девочек и даже без всяких улик... Тогда народ стал бы тоже кричать: «Долой царя! Долой царя!» И тут началась бы такая сильная революция, что царь просто бегал бы по всему дворцу и не знал бы, куда деваться. А тут приехал бы папа...
Динка представила себе веселые, смеющиеся глаза молодого железнодорожника на карточке Никича и с улыбкой закрыла глаза... Молодой смеющийся железнодорожный папа доснился ей уже во сне.