Динка испуганно замотала головой:
– Не... Потихоньку я взяла... Я положу назад... – пробормотала она.
– «Назад»! – с горечью усмехнулся Ленька, присаживаясь на камень. – Ты гляди, оборвала ведь все, кровью попортила... Не миновать тебе палки, – безнадежно закончил он, и снова в его глазах мелькнуло выражение глубокой жалости.
Динке вдруг непреодолимо захотелось удержать его сочувствие, сравнять их судьбы, быть такой же бездомной сиротой, как и он, Ленька. Она уже видела себя рваной и голодной девчонкой, тайком надевшей нарядное платье барышни и поплатившейся за это короткое счастье жестокими побоями. Видение было настолько ясным, что Динка закрыла лицо руками и заплакала.
– Не реви, не реви! – испугался Ленька. – Еще хуже закапаешь. Пойдем, умойся... Ишь размазала кровищу-то!
Он взял Динку за руку, подвел ее к воде и, глядя, как она умывается, набирая пригоршнями воду, с досадой сказал:
– Не так! Ведь ты опять же на одежу льешь! Опусти свою личность в воду и пошуруй ее там руками, а тогда вытаскивай.
– Э-э... ишь ты какой! – покрутила головой Динка. – Я окунаться боюсь!
– Ништо, – сказал Ленька. – Прячь руки назад! – Он осторожно наклонил Динкину голову, несколько раз окунул в воду ее лицо, обмывая его там своей ладонью. Ладонь у него была жесткая и шершавая.
– Корябаешься, – сказала Динка.
Но Ленька не обратил никакого внимания на ее слова.
– А ну, глянь на меня!
Динка подняла подбородок кверху. Из носа потекла тонкая струйка крови.
– Текет, – озабоченно сказал Ленька и зажал ей нос двумя пальцами. – Не бойся. Дыши ротом. Постой так маленько!
Динке не хотелось стоять с зажатым носом, но, полная уважения к своему старшему товарищу, она не спорила. Операция Леньки помогла.
– Я все это на себе испытал, – сказал он, снова усаживаясь на камень. – Я тертый птиц... – задумчиво добавил он.
– Птица, – поправила Динка.
– Почему птица? Птица – это она, а я – он. Чего не знаешь, молчи! – обиделся Ленька.
– А как же говорят: летит птица... Откуда знают, что это она?
– Вот глупая! Раз говорят, то знают. К примеру, летит стая птиц... это про кого? Птица – она, птиц – он, тут и думать не над чем!
– Правда! Очень просто, оказывается, – соглашается Динка.
– Я много чего знаю. Одной энтой «Пещеры» сколь перечитал! Девятый выпуск вот дочитываю... – Он вынимает из кармана сложенную в трубочку тоненькую темно-красную книжицу с картинкой на обложке.
– «Пещера Лихтвейса», выпуск девятый, цена пять копеек, – с трудом читает вслух Динка и с интересом разглядывает картинку. На картинке мрачными, темными красками нарисована пещера, загроможденная камнями и ящиками. Из-за ящиков видны зверские лица присевших там людей, а у входа в пещеру стоит человек с поднятым вверх револьвером. – Что это, Лень? – с испугом спрашивает Динка.
– А вот, вишь, все убийцы... Графиню одну затащили они... А вот этот самый Лихтвейс и приметил их. Да вот на этой странице как раз написано... – Ленька послюнявил палец и, перелистав смятые страницы, нашел в конце книжки относящиеся к картинке строчки. – «Стой! – крикнул громовым голосом Лихтвейс. – Руки вверх и ни с места! Ваша карта бита!» – громко и медленно прочитал Ленька.
– Ой, как страшно! – прошептала Динка. – И убил он их?
– Зачем – убил? Когда б убил, так не об чем и писать было! Он их все с первого выпуска ловит, а это еще только девятый. Может, под конец убьет, конечно, только этих выпусков еще много.
– Ну как же они спрячутся от него? – глядя на картинку, интересуется Динка.
– А вот тут есть, в самом конце... – Ленька снова берет книжку и читает последние строчки: – «Прогремел роковой выстрел, но пещера вдруг дрогнула, и в тот же миг пол под ногами Лихтвейса провалился вместе с убийцами...»
– Ой! – всплеснув руками, вскрикивает Динка. – Провалился?
– Не бойсь! Вылезет... Ему уже не первый раз эдак-то, – успокаивает ее Ленька, пряча книжку в карман.
Динка задумчиво крутит головой:
– У нас книг много, но такой я не видела еще. Может, только на чердаке где-нибудь...
Глаза у Леньки загораются.
– Коли есть, принеси... А тогда обратно положишь, ладно? – просит он.
Динка неуверенно кивает головой.
– Погоди... А как звать-то тебя? Макака, что ли? – спрашивает вдруг Ленька.
– Нет, меня зовут Динка, а Макакой меня дразнят. Макака – это обезьяна, а у меня вот... – Динка выпячивает вперед нижнюю губу и с огорчением говорит: – Из-за нее меня и дразнят!
– Пустяк дело! – небрежно говорит Ленька. – Дать еще раза два по шее, так и губа понравится. А Макака – имя хорошее, куда лучше, чем энта Динка.
– Да ведь это обезьянье имя! – волнуется девочка.
– Ну, а обезьяна что? Она еще получше людей.
– Так ведь Макака – это для дразнения такое имя!
– Кто скажет со злостью, тому для дразнения! Да злой человек еще и не так назовет... Ты на это плюнь с высокого дерева. Макака – имя хорошее, ни у кого такого нету, а у тебя есть, – убежденно говорит Ленька.
Динка молчит. Может, и правда ей наплевать? Макака так Макака.
Ленька хмурит лоб и о чем-то думает, потом неожиданно спрашивает:
– А чего ж ты, Макака, затесалась сюда, на берег, в эдаком платье? Ты ж с шарманщиком ходишь!
Динка с обидой рассказывает про художника.
– Уехал, видно... Ну, может, приедет еще... – говорит Ленька и лукаво спрашивает: – А какими это ты словами ребят пугала? «Сарынь на кичку!» Выдумала тоже! – усмехается он.
– Нет, что ты! Я ничего не выдумала. Это же слова Стеньки Разина! Ты слыхал про Стеньку Разина?
– Про атамана? Ясно, слыхал! На Волге живу, да не слыхал! Что я, глухой, что ли?
– Ну вот! А когда Стенька нападал на врагов, то он всегда так кричал – для смелости просто, чтоб победить! – объясняет Динка.
– Да, есть такие слова: скажешь их про себя, и вроде сразу сила прибавится, – соглашается Ленька.
– И еще вот песня такая есть про утес! – волнуясь, говорит Динка. – Про утес Стеньки Разина.
– Не знаю такой. А ты знаешь?
Динка кивает головой и встает перед Ленькой с серьезным, торжественным лицом.
Есть на Волге утес,
Диким мохом оброс, —
запевает она, сильно копируя дядю Леку.
Ленька слушает внимательно, но Динка не помнит слов и поет пятое через десятое, заканчивая обрывистой фразой:
И утес-великан
Все, что думал Степан,