Но Лина не придерживается точного текста песен.
Кого я страшно так любила,
Того коварством нахожу, —
певуче жалуется она и, шлепая в таз отжатую простыню, начинает новую строфу:
Забудь ты, зрост, мою походку,
Забудь черты мово лица...
Но сегодня Лина стирает в полном молчании. Она, наверное, очень злая сейчас... «На кого же она злится?» – думает Динка и, приподнявшись на цыпочки, вдруг замечает Мышку.
Мышка сидит на траве, сжавшись в такой маленький комочек, что ее почти не видно за корытом.
– Значит, твой бог, Лина, – это вообще враг людей? – неожиданно спрашивает Мышка.
Динка фыркает и зажимает ладонью рот.
«Вот дурка! Что это она сказала? Сейчас Лина ей даст!» – со смехом думает она.
Но Лина так огорошена, что не сразу находит ответ.
– Господи! – стонет она, выпрямляясь и поворачиваясь к Мышке. – Да как же это язык твой повернулся? Ведь за этакую хулу руки-ноги тебе покорежит! Паралик разобьет!..
– Да подожди... Ты только не сердись, Линочка, – быстро перебивает ее Мышка. – Но ты же сама сказала, что бог посылает людям всякое горе...
– Батюшки мои! Да разве я так сказала? Ведь это ж и в Священном Писании говорится, что господь бог наш посылает людям испытания, чтобы укрепить их веру во всемогущего. И не греши ты, ради господа! – стряхивая с рук пену, испуганно убеждает Лина.
– Да я не грешу... Ты не бойся... Ты только скажи: а почему, если твой бог все может, – так почему он не сделает всех людей счастливыми? Почему люди умирают, плачут, просят его, а он не делает? Значит, он не всемогущий или совсем не добрый... – торопливо говорит Мышка, боясь, что Лина не даст ей высказать свою мысль. – Тогда какой же он бог? И где он сидит?..
Динка, забывшись, вылезает на дорожку. И правда, где он сидит, этот бог? И кто его видел? Но Лина ничего не желает отвечать.
– Уйди отсюдова! – кричит она на Мышку. – Ты мне всю стирку спортила, сердце мое растравила! Нехристями вы растете! Нет чтобы стать на коленки да за мать помолиться, чтоб господь ее уберег, так ты еще слова такие говоришь! Господи, и куда я с вами поденусь?! Спаси и сохрани нас, господи! – наклоняясь над бельем, причитает Лина; крупные слезы текут по ее щекам и падают в мыльную пену.
– Уходи отсюда, – замахивается на сестру Динка. – Смотри, что сделала! Наговорила тут всякого! Иди, иди отсюда!
– Но ведь я только хотела... – огорченно шепчет Мышка, оглядываясь на Лину.
– Иди, иди! – толкает ее Динка и, заглядывая в лицо Лины, примирительно говорит: – Не плачь, Линочка... Мышка просто неверующая... А ты верующая... И у тебя икона висит этой самой заступницы... Если бог есть, тебе ничего не будет, а если бога нет, то и Мышке ничего не будет. Не плачь!
– За вас плачу, – сморкаясь в мокрый передник, тихо говорит Лина.
Но мысли Динки уже вертятся около картошки.
– Я пойду в кухню, Лина, посмотрю на твою заступницу, – делая постное лицо, говорит она.
– Сходи... Да лоб-то перекрести хоть разок... – смягчается Лина.
Динка осторожно переступает порог кухни и, не глядя на заступницу, тыкается носом во все кошелки. Но картошки нигде нет. Динка присаживается перед шкафом и, открыв дверцу, наугад запускает руку в какой-то пакет.
«Каша!» – догадывается она и, не зная, куда взять эту крупу, сыплет ее себе за ворот. Потом, обтянув потуже платье и держа на боку складки, смиренно выходит из кухни.
– Видала... Ничего, хорошая заступница, – говорит она, проходя боком мимо Лины и скрываясь за кустами.
«Никича нет... высыплю сначала в сундучок», – думает она, тихими шажками направляясь к палатке и чувствуя, что крупа уже просачивается ей на живот...
– Динка! Она плачет! – выскочив из кустов, вдруг бросается к ней Мышка.
– Отойди! – кричит Динка, изо всех сил стягивая платье, но крупа тоненьким ручейком сыплется на дорожку.
– О-о! – удивленно говорит Мышка. – Из тебя что-то сыплется!
– Так подставь что-нибудь! Руки подставь! – нетерпеливо командует Динка.
Мышка, присаживаясь на корточки, складывает обе ладони.
– Но с тебя со всех сторон сыплется! – испуганно бормочет она, подставляя ладони.
Динка садится на землю и еще крепче зажимает собранную сбоку материю.
– Принеси скорей пакет, – просит она.
– Какой пакет? Я принесу газету!
– Ну газету! Только скорей! Я делаюсь больной! – мрачно вздыхает Динка. Она хочет сказать сестре, чтобы она никому не говорила, но уже поздно...
– Катя, Катя! Дай газету! Из Динки сыплется крупа! – кричит Мышка, не добегая до террасы.
– Что такое? Какая крупа? – слышится голос Кати, и Мышка уже мчится обратно, держа в руках газету.
– Расстели на траву... Вытряхни меня... – быстро командует Динка, становясь на газету.
Мышка дергает ее со всех сторон за платье, но крупа уже почти вся высыпалась раньше.
– Что это вы делаете? – спрашивает, подходя, Катя.
– Это... птичкам! – чуть не плача, объясняет Динка.
В те часы, когда раньше приезжала мама, детям становится особенно скучно. Все так же гудит у пристани пароход «Гоголь», а мамы нет... Но сегодня Катя приготовила детям сюрприз.
– Алина! – говорит она. – Мама приедет, как обычно. Возьми часы и объявляй!
Алина забывает, что она уже «взрослая», и вприпрыжку бежит за часами.
– Пароход «Гоголь» вышел из Самары! – каким-то особенным голосом объявляет она.
Динка вместе с сестрами радуется приезду мамы и беспокоится, что этим же пароходом приедет Ленька, на заборе появится флажок, а ей нельзя будет уйти из дому. Мама приезжает веселая, и всем сразу становится весело. К обеду возвращается откуда-то и дедушка Никич. Динке очень хочется помириться с дедушкой, но она не знает, как это сделать.
– Сегодня мама раньше приехала! – заглядывая ему в лицо, говорит она за обедом.
Но Никич не обращает никакого внимания на ее слова, он говорит со всеми, кроме Динки, и девочке становится обидно.
«Ладно, ладно!» – думает она.
Но когда обед кончается и Никич идет к себе в палатку, Динка бежит за ним и, догнав его у самого входа, смущенно предлагает:
– Давай помиримся, дедушка Никич, а то нам все некогда – то тебе, то мне.
Старик останавливается и холодно спрашивает:
– А как это наспех мириться, по-твоему?
– Не знаю... Просто, чтобы все по-прежнему было.