В это время двум братьям-метисам Солис и негру из Верагуа, сидевшим в панамской тюрьме за какое-то преступление, позволили выйти на свободу, возглавить вспомогательный отряд в составе 250 ополченцев и кровью искупить свою вину. Присматривать за ними должен был лейтенант, ранее служивший в крепости Сан-Лоренсо. Отряд двинулся из Панамы в Вента-де-Крусес и далее на реку Чагрес, где ему надлежало объединиться с людьми Гонсалеса. После этого ополченцы должны были спуститься вниз по реке и либо сразиться с неприятелем на марше, либо атаковать его в Сан-Лоренсо. Испанцы пока не подозревали о реальных силах флибустьеров, полагая, что им будут противостоять лишь «те люди в крепости, которые ее взяли».
10 (20) января, когда дон Хуан Перес де Гусман узнал о падении крепости Сан-Лоренсо и начале движения флибустьеров в сторону Панамы, его терзали боли от рожистого воспаления на правой ноге. Врачам пришлось трижды делать президенту кровопускание. Тем не менее, собрав все силы, дон Хуан заставил себя встать с постели, одеться и облачиться в доспехи. Он решил двинуться со всем панамским гарнизоном в Вента-де-Крусес, объединиться там с отрядами Гонсалеса, а затем сразиться с войском Моргана на реке Чагрес. Но люди, хорошо знавшие реку, отговорили его от этой затеи, заявив, что враг может обойти Дос-Брасос стороной, перейти на реку Га-тун и выйти к Панаме за спиной у президента. Тогда дон Хуан выслал еще два отряда в Вента-де-Крусес, а сам с остальным войском отправился в деревню Гуаябаль, находившуюся в 16 милях от Панамы. В своем отчете он позже напишет:
«С собой я взял восемьсот человек и три сотни негров, которые были прислужниками и рабами по контракту. И из вышеназванного места [Гуаябаля] я отправил в Крусестри сотни людей, среди которых пошла сотня индейцев из Дарьена с их командирами; к ним я питал больше доверия и был о них более высокого мнения, чем о других, пока что не проявивших смелости исполнить что-либо.
Находясь днем в Гуаябале, где мои люди восстанавливали силы, я получил письмо от капитана-негра по имени Прадо, в котором он заверил меня, что враг движется против нас в количестве двух тысяч человек; эти новости так расстроили моих людей, что они стали докучать мне и понуждать вернуться в город, заявляя, что в нем они будут защищаться до конца. Но в то время укрепить его было невозможно, он имел много входов, и все дома были построены из дерева. И как только враги сделали бы брешь, мы быстро оказались бы перед лицом их неистовства и принуждены были бы с плачем спасать себя. В силу означенных доводов я не согласился с ними. На следующее утро на рассвете (это была суббота 24 января по григорианскому календарю. — В. Г.) я обнаружил, что со мной осталось не более трети моих людей, остальные покинули меня. Так что я был вынужден вернуться в город, дабы убедить их сражаться возле Панамы — иного выхода не было».
Между тем флибустьеры, двигаясь вверх по реке, имели весьма смутное представление о диспозиции испанцев. «В первый же день, — рассказывает Эксквемелин, — они прошли примерно шесть испанских миль и к вечеру достигли места, которое называлось Рио-де-дос-Брадос [Дос-Брасос], где часть отряда сошла на берег, чтобы отоспаться; на плаву об этом нечего было и думать — в такой тесноте сидели на палубах. На берегу были возделанные поля. Пираты надеялись найти какие-нибудь овощи или фрукты, чтобы утолить голод, однако испанцы унесли буквально всё и дома оставили совершенно пустыми. Пираты расположились на ночлег, надеясь, что на следующий день им удастся найти, чем набить желудок».
Ополченцы братьев Солис, приблизившись к Дос-Брасос, с удивлением увидели огромную флотилию барок и каноэ, двигавшуюся со стороны крепости вверх по течению. По их прикидкам, силы неприятеля превышали полторы тысячи человек. Позже президент Панамы так опишет реакцию ополченцев на увиденное: «Они встретили врага, поднимающегося вверх по реке к Дос-Брасос (каковой находится в шести лигах от крепости), но не сразились с ним, убежав в горы и не отважившись предпринять хотя бы пару попыток атаковать…»
На рассвете следующего дня (9 января — по Эксквемелину и Яну Эрасмусу, 10 января — по Моргану) флибустьеры двинулись дальше и к полудню достигли деревни Крус-де-Хуан-Гальего. Здесь, по данным Яна Эрасмуса, четыре судна со 160 людьми вынуждены были повернуть назад. Эксквемелин пишет, что в этом месте пираты «должны были оставить свои корабли, потому что река стала очень мелкой — в верховьях ее давно не было дождей. Кроме того, в воде плавало много бревен, которые мешали продвигаться дальше, и приходилось предпринимать большие усилия, чтобы проводить корабли через эти заторы. Проводники сказали нам, что в двух-трех милях выше начинается участок, где удобно идти берегом; решено было часть отряда направить по суше, а часть по воде на каноэ. В этот вечер команды пожелали остаться на кораблях: ведь в случае нападения многочисленного отряда они все равно должны были бы отойти на суда, под защиту корабельных пушек. Когда Морган двинулся дальше, он оставил на кораблях сто шестьдесят человек. Им было запрещено сходить на берег, чтобы никто из них не попал в плен и чтобы никто не узнал численность экипажей».
По свидетельству самого Моргана, он оставил для охраны кораблей и лодок 200 человек под командованием капитана Роберта Деландера.
«На следующий день, это уже был третий по счету, ранним утром несколько пиратов вышли в сопровождении проводника, чтобы поглядеть, можно ли высадиться на берег, — продолжает свое повествование Эксквемелин. — Пираты, естественно, опасались, что враги могут устроить засаду: ведь леса на побережье были очень густые; кроме того, вокруг тянулись болота, и это еще больше осложняло все дело. Морган счел необходимым высадить часть отряда на каноэ в местечке Седро-Буэно; вечером каноэ вернулись и забрали еще одну партию. Пираты рвались в бой, чтобы раздобыть чего-либо съестного, — уж больно они страдали от голода.
На четвертый день большинство пиратов уже шли по суше, их вел провожатый; часть отправилась на каноэ с другими проводниками. Они плыли на двух каноэ впереди флотилии на расстоянии примерно трех мушкетных выстрелов и должны были первыми обнаружить засады испанцев. Но у испанцев были лазутчики, которые обогнали пиратов и сообщили обо всем, что видели; они предупредили испанцев о приближении пиратов за полдня до того, как те появились. К обеду отряд добрался до селения Торна-Кабальос. Там их уже поджидали ушедшие вперед каноэ, которые обнаружили испанскую засаду. Пираты тотчас же приготовились к бою, да с таким воодушевлением и радостью, будто шли на свадьбу, надеясь разживиться пищей и питьем. Они теснили друг друга, каждый стремился вырваться вперед; однако, захватив укрепление [Барро-Колорадо], они убедились, что птицы покинули гнездо; нашли они здесь лишь полтораста кожаных мешков из-под хлеба и мяса, в них лишь несколько краюшек хлеба, а этого было явно недостаточно, чтобы накормить такую ораву. Хижины, построенные испанцами, были снесены. Поскольку ничего больше не было, пираты съели кожаные мешки, да с таким аппетитом, словно это было мясо. Каждый готовил их по своему вкусу, некоторые даже дрались из-за них; те, кто успел захватить мешки, были рады, что им достался лакомый кусочек».
Куда же делись защитники Барро-Колорадо и их капитан Луис де Кастильо?