– Не могу поверить, что мы так просто выскользнули оттуда, – пробормотал он, копаясь в сумке. – Знаете, эти стены построены, конечно, не для того, чтобы сдерживать людей… но…
За спиной у доктора в темном магазине Мак-каллима задвигались тени. Никто этого не заметил. Никто не услышал ни неуклюжих шаркающих шагов, которые приближались к говорившим, ни слабого хруста осколков и обломков.
– У меня как камень с души упал, – произнес Стивенс, захлопнув сумку.
В дверном проеме показалась фигура – в темноте мелькнули зубы, изодранная одежда и синюшная кожа, – а затем челюсти мертвеца ухватили ближайший к нему кусок человеческой плоти.
Иногда жертва ни о чем не догадывается, пока не становится слишком поздно, и на каком-то глубинном уровне это, возможно, самый милосердный вариант развития событий.
Тварь, вонзившая свои зубы в шею доктора Стивенса, была огромной – может, когда-то этот мертвец был рабочим на плантации или складским грузчиком и привык с утра до ночи ворочать шестидесяти фунтовые мешки с удобрениями или заводить скот в кузов – и сжала челюсти так крепко, что их было не разжать и ломом. Ходячий был одет в заплесневевший комбинезон, редкие волосы походили на паутину, покрывавшую его испещренный венами белый череп, желтые глаза светились, словно лампы. Он хрипел и кашлял, не выпуская из гнилых зубов живой плоти.
Доктор Стивенс мгновенно замер, руки его взметнулись вверх, очки слетели с лица, сумка упала. Из горла его от неожиданности сам собой вырвался жуткий вопль. Он не видел нападавшего и не мог найти его – взгляд застилало красной пеленой агонии.
Внезапность атаки застала всех врасплох. Беглецы в один голос ахнули, схватились за оружие и попятились.
Элис крикнула: «Доктор Стивенс!» – и увидела, как под весом огромного кусачего доктор, непроизвольно скорчившись, качнулся и не устоял на ногах, упав на спину.
Стивенс повалился на нападавшего. Раздались чавкающие звуки. Кровь хлынула на гигантского кусачего, заливая его потоком темной маслянистой субстанции, в темноте похожей на патоку. Сдавленным голосом доктор прохрипел:
– Что… Что это? Это… Это один из них? Это… Это кусачий?
Беглецы бросились к нему, но Элис уже потянулась к позаимствованному у часового автомату Калашникова, который висел на плече Мартинеса, прокричав:
– ДАЙ ЕГО МНЕ!
– Эй! – Мартинес не понимал, что происходит: кто-то потянул его за плечо, вокруг раздались голоса, все у него за спиной начали быстро двигаться.
Элис уже навела автомат и нажала на курок – к счастью, юный караульный всегда держал оружие наготове, не ставя его на предохранитель. Раздались выстрелы.
Из короткого ствола вырвался сноп искр, в сторону полетели гильзы, пули друг за другом вошли в висок ходячего, в его щеку, подбородок, плечо и в верхнюю часть груди. Тварь вздрогнула под раненым доктором и затряслась в смертельных конвульсиях, но Элис все стреляла, стреляла и стреляла. Пустой магазин щелкнул и открылся, но и тогда она не сняла палец со спускового крючка.
– Все хорошо… Все хорошо, Элис.
В ушах звенело. Девушка едва расслышала слабый мужской голос, и ее травмированный мозг едва смог уловить смысл произнесенных слов. Она опустила автомат и поняла, что доктор Стивенс взывал к ней с залитой кровью кучи мертвых останков, на которой он лежал.
– О боже, доктор… ДОКТОР ВЕНИСТ!
Элис бросила автомат на землю и бросилась к другу. Упав на колени, она стала осматривать шею доктора и попыталась нащупать пульс, мгновенно перепачкав руки в артериальной крови. Она стала лихорадочно вспоминать, как проводить реанимацию, как действовать в случае травм, но тут заметила, что доктор окровавленными пальцами тянул ее за халат.
– Я не… умираю… Элис… Подумай об этом… с научной точки зрения, – с трудом говорил он. Рот его был полон крови. Лицо казалось почти безмятежным. Остальные сгрудились позади Элис, наблюдая за происходящим и внимательно слушая доктора. – Я просто… эволюционирую… в другую… в более страшную… форму жизни.
Склонившиеся над ним, беглецы побелели от ужаса. Силясь не заплакать, Элис погладила Стивенса по щеке.
– Доктор…
– Я продолжу жить, Элис… в некотором роде, – пробормотал он почти шепотом. – Возьми медикаменты, Элис… Тебе они понадобятся… чтобы заботиться об этих людях. Используй все, чему я тебя научил. А теперь идите… идите… уходите.
Элис смотрела, как жизнь покидала доктора, как его умные глаза стекленели и как они опустели, устремив свой взгляд в темноту. Голова ее упала на грудь, но слезы не приходили. Она ощущала такое опустошение, что просто не могла заплакать.
Мартинес стоял рядом, взволнованно наблюдая за происходящим. Его мучили противоречивые чувства. Ему нравились эти люди – доктор и Элис, – несмотря на их ненависть к Губернатору, на их мелкое предательство, на интриги, слухи, сарказм и неуважение. Боже, они искренне нравились Мартинесу. Он чувствовал странное единение с ними и теперь пытался нащупать в темноте хоть какую-то опору.
Поднявшись на ноги, Элис подхватила сумку с медикаментами.
Мартинес дотронулся до ее плеча и тихо сказал:
– Надо идти.
Элис молча кивнула и взглянула на тела.
– В городе подумают, что стрельбу открыли часовые – что они просто избавлялись от мертвецов, которые подошли к стене слишком близко, – продолжил Мартинес хриплым от напряжения голосом. Он взглянул через плечо на двух других мужчин, которые ошеломленно стояли рядом, а затем снова повернулся к Элис. – Но на звук придет больше кусачих. Нужно убираться, пока они не добрались до нас.
Он посмотрел на узкое лицо доктора, залитое кровью и застывшее в смертельной неподвижности.
– Я… Он был хорошим другом, – наконец добавил Мартинес. – Я тоже буду по нему скучать.
Элис напоследок кивнула и отвернулась, а потом взглянула на Мартинеса.
Не говоря больше ни слова, тот взял автомат и сделал остальным знак идти дальше по боковой улице по направлению к окраине города. Через несколько мгновений их силуэты поглотила непроглядная, неприветливая и непримиримая темнота.
– Твою ж мать! Милая, ешь!
Губернатор стоял на четвереньках на вонючем ковре в гостиной и протягивал мертвой девочке отрубленную человеческую ногу, которую он держал за большой палец. Японский меч лежал на полу рядом с ним, как сокровище, как талисман, как символ войны, который Губернатор не выпускал из виду с самого побоища на треке, но о его применении он сейчас думал меньше всего.
– Не совсем свежая, – сказал он, показав на серые пятна, – но клянусь, еще пару часов назад она ходила по земле!
Маленькая тварь дернулась на цепи и остановилась в восемнадцати дюймах от руки Губернатора. Она снова захрипела, как сломанная кукла, и отвела стеклянные глаза от лакомства.