Дама намекнула, что Давенант Боргойн почти сделал девушке предложение, и радостно призналась, что Ллойды рассвирепели, когда прямо из-под носа их единственной дочери утащили такой завидный куш.
Когда закончили перемывать им косточки, мама спросила:
– Стало быть, миссис Пейтресс дружна с Ллойдами, не так ли?
– Ах, миссис Пейтресс! – громко воскликнула мисс Биттлстоун, с восторгом накидываясь на новое аппетитное «блюдо». – Об этой леди ходит немало слухов. Она словно нарочно возбуждает интерес к себе. Приехала сюда со своими слугами, но ни один из них не промолвил ни слова о хозяйке. Решительно, она вынуждает соседей относиться к ней подозрительно. Многое в этой особе вызывает любопытство. Странные выезды в карете поздно ночью. Загадочные крики в доме – то ли плач, то ли гнев.
Во время этого потока слов мы сидели в молчании. Потом мама повернулась ко мне и сказала:
– Я вспомнила, что ей нужно вернуть зонтик. Не сходишь ли прямо сейчас, сынок?
Я заметил, что еще не допил чай, и получил отсрочку.
У меня появился шанс кое-что узнать.
– Мисс Биттлстоун, – спросил я, – племянник герцога теперь его наследник?
– Да, поэтому юношу следует называть достопочтенный мистер Давенант Боргойн, – подтвердила она с подобострастием. Титулы и звания она произносила словно девственница, рассыпающая цветочные лепестки вокруг майского древа [6] .
Я продолжил:
– А теперь вообразите, что мистер Давенант Боргойн умирает, не оставив наследника…
Старушка тихонько вскрикнула почти в непритворном ужасе. Я понял, что она решила принести в жертву благопристойность, лишь бы попасть в заповедный театр сплетен, куда я ее завлекал. Спустя мгновение я добавил:
– В таком случае к кому переходит титул герцога и состояние?
– О, мистер Шенстоун, – сказала она, положив руку на сердце. – Какой ужасный вопрос, особенно после того прискорбного случая, когда бедного мистера Боргойна чуть не убили.
– Вы хотели сказать – после нападения? – спросил я.
Она косо взглянула на меня.
– Я имею в виду ранение, мистер Шенстоун. А что касается вашего вопроса… У герцога нет других законных наследников. Поэтому титул перейдет дальнему кузену.
– А недвижимость, земля, деньги?
Мисс Биттлстоун опустила взор:
– Они перейдут к ближайшему родственнику герцога.
– И кто же он? – спросил я.
Не глядя на меня, она тихо промолвила:
– Насколько я знаю, это родственник его покойного брата.
Я сделал последнюю попытку:
– Воображаю, каким завидным призом считается мистер Давенант Боргойн, его титул и состояние. Должно быть, герцог озабочен выбором супруги для племянника.
– Могу вам кое-что рассказать про это! – воскликнула мисс Биттлстоун. – О том, как безжалостная родня не дала молодому человеку жениться на той, кого он любил! – Тут она зарделась и сказала: – Ох, не стоило и начинать.
– Продолжайте, вы нас заинтриговали! – воскликнула Эффи.
Мисс Биттлстоун выглядела взволнованной и вместе с тем весьма довольной.
– Больше ничего не скажу, а то будут неприятности.
– Ну же, – произнесла Эффи с очаровательной улыбкой. – Нам всем не терпится послушать.
– Хорошо, – сказала мисс Биттлстоун. – Но поклянитесь, что ни слова никому не скажете.
И старуха начала:
– Несколько лет тому назад в… в общем, в одном большом городе на западе Англии жила семья. У них была дочь семнадцати лет. Отец был священником… Зря я это сказала! Тем не менее он был викарием, и его церковь посещал один молодой человек из очень знатной семьи. Достигнув совершеннолетия, он бы унаследовал огромное состояние и когда-нибудь стал виконтом.
– Наверно, что-то произошло между этим счастливчиком и дочерью викария?
– Они безумно влюбились, – выдохнула старуха. – Как романтично, не правда ли? Но его родня воспротивилась всеми возможными способами, и в итоге юношу увезли из Бата в Брайтон.
– А юная леди впала в отчаянье? – с невинным видом спросила Евфимия.
– Именно так, – ответила мисс Биттлстоун. – Ее семья отправилась на отдых в Брайтон всего через неделю или две после случившегося. И девушка нашла способ общаться со своим любовником.
– Ричард, – резко произнесла мама. – Ты допил свой чай. Верни теперь зонтик.
Выбора у меня не осталось.
Когда я постучал в парадную дверь миссис Пейтресс, открыл слуга, которого я раньше не видел. Невысокий, коренастый, словно отставной жокей. Я передал ему зонтик.
Выходя из ворот, я почти наткнулся на проходивших мимо людей. Это были пожилой мужчина с огромной кожаной сумкой и… девушка.
– Добрый день, – сказал я. – Вы собираетесь навестить миссис Пейтресс?
Старик удивился моему вопросу и заявил, что такой не знает. Поэтому мне пришлось объяснить, что я принял его за мистера Фордрайнера.
– Но меня зовут именно так! – воскликнул он.
Выяснилось, что я неправильно понял миссис Пейтресс. Должно быть, она только слышала про мистера Фордрайнера и его археологические изыскания, но лично знакома не была.
Когда недоразумение рассеялось, мы оба рассмеялись. Потом мы представились по форме. Он понравился мне сразу. Таких профессоров я часто встречал в Кембридже. У него лицо ребенка пятидесяти лет: невинное, круглое и любознательное. Из-за маленького круглого пенсне смотрит пара живых глаз. Из-под шляпы аккуратно свисают несколько жидких ухоженных седых прядей, словно растения, тянущиеся к свету. Когда профессор молчит, его губы сердито поджаты, словно он раздумывает, прыгнуть через глубокую яму или нет.
Карманы Фордрайнера оттопырились из-за набитых в них инструментов, предположительно для измерения и описания всевозможных находок. Поэтому он похож на профессора, притворяющегося военно-морским офицером.
Он махнул рукой в сторону девушки и сказал:
– Моя племянница.
Я поздоровался с мисс Фордрайнер за руку. Она весьма хорошенькая и приятных, скромных манер. Девушка опустила взор и молчала. За все время общения она вообще не произнесла ни слова. Трудно было разглядеть ее милое личико, но в итоге у меня сложилась картина: тонкие черты, как фарфоровые, и совершенно прелестный маленький носик, который делал ее похожей на мейссенскую пастушку.
Какое-то время нам было по пути, поскольку семейство направлялось к Бэттлфилд, и мы шли вместе. Я спросил о его увлечении археологией, и он вдохновенно рассказал, что надеялся произвести раскопки на Монумент Хилл, где на вершине холма отчетливо просматривалась насыпь с башней наверху.