Мы все глядим на Элиота. Он перестает жевать и замирает с полным ртом. Братец не любит быть в центре внимания. Кавана вопросительно смотрит на Грейс.
– Кристиану и Мие повезло, – объясняет Грейс. – У них ветрянка была в легкой форме, обошлись парой пузырьков.
Ох, мама, уймись!
– Пап, так ты видел игру «Сиэтл Маринерс»?
Похоже, Элиот жаждет перевести разговор на другую тему. Я, впрочем, тоже.
– Даже не верится, что они обыграли «Нью-Йорк янкиз», – отвечает Кэррик.
– А ты, акула бизнеса, смотрел матч? – спрашивает Элиот.
– Нет, но я читаю спортивные новости.
– «Моряки» – молодцы, хорошо идут. Девять выигрышей в последних одиннадцати матчах вселяют надежду, – радуется отец.
– Да, этот сезон у них гораздо лучше, чем в две тысячи десятом, – вставляю я.
– Гутьеррес в центре был бесподобен. Как он принял мяч! Супер!
Элиот вскидывает руки, Кавана ластится к нему, будто влюбленная дурочка.
– Как вы устроились в новой квартире? – спрашивает Грейс Ану.
– Мы пока там только переночевали, я еще не успела распаковать вещи, но мне нравится, что квартира в самом центре. До рынка Пайк-Плейс рукой подать, и набережная недалеко.
– О, так вы живете по соседству с Кристианом! – говорит Грейс.
Мамина помощница по хозяйству убирает со стола. Никак не запомню ее имя. Она из Швейцарии, или Австрии, или еще откуда-то, и все время строит мне глазки.
– Ана, ты была в Париже? – спрашивает Миа.
– Нет, но очень бы хотела там побывать.
– Мы провели в Париже медовый месяц, – говорит мама.
Они с отцом обмениваются взглядом, который, если честно, я бы предпочел не видеть. Они явно там не скучали.
– Прекрасный город, – соглашается Миа, – если не считать парижан. Кристиан, ты должен свозить Ану в Париж!
– Думаю, она предпочитает Лондон, – отвечаю я на смехотворное предложение сестренки.
Положив руку Ане на колено, я медленно исследую ее бедро. Мои пальцы поднимаются все выше, подол платья задирается. Я хочу прикасаться к Ане, гладить там, где должны быть ее трусики. Мой член встает в предвкушении, я сдерживаю стон и ерзаю на стуле.
Ана отстраняется от меня и норовит скрестить ноги, но я сжимаю ее бедро. «Не смей!» – мысленно велю я. Она делает глоток вина, не сводя глаз с маминой помощницы по хозяйству, которая подает горячее.
– Что там с парижанами? Неужели они не поддались твоим чарам? – дразнит Мию Элиот.
– Нет. А уж мсье Флобер, чудовище, на которое я работала! Настоящий тиран, обожает доминировать.
Ана давится вином.
– Анастейша, все в порядке? – вежливо спрашиваю я и убираю руку с ее ноги.
Покраснев, она кивает, и я хлопаю ее по спине, ласково глажу шею. Тиран, который обожает доминировать? Я, что ли? Мысль меня забавляет. Миа одобрительно смотрит на публичное проявление моих чувств.
Мама приготовила фирменное блюдо – говядину «Веллингтон» по привезенному из Лондона рецепту. Должен признать, что это почти так же вкусно, как вчерашняя жареная курица. Несмотря на происшествие с вином, Ана ест с удовольствием, и мне нравится на нее смотреть. Наверное, проголодалась после нашего энергичного времяпрепровождения днем. Отпиваю вино и размышляю над другими способами пробудить в ней голод.
Миа и Кейт сравнивают отдых на острове святого Варфоломея и на Барбадосе, куда собирается семейство Кавана.
– Помнишь Элиота и медузу?
Глаза Мии весело блестят, она переводит взгляд с Элиота на меня. Я хихикаю.
– Когда он визжал как девчонка? Конечно, помню.
– Эй, это мог бы быть «Португальский кораблик»! Знаете, какие они ядовитые! Ненавижу медуз. Они все портят! – с жаром восклицает Элиот.
Миа и Кейт хохочут и согласно кивают.
Ана с аппетитом ест и слушает нашу болтовню. Вроде все успокоились, и наша семейка уже не кажется странной. Почему я так волнуюсь? Обычное дело, каждый день по всей стране семьи собираются, чтобы получить удовольствие от вкусной еды и хорошей компании. Неужели мне неловко потому, что здесь Ана? И я боюсь, что она не понравится моим родственникам или что они ей не понравятся? Или я нервничаю из-за того, что завтра она улетает в гребаную Джорджию, а я ничего об этом не знал?
Миа, как всегда, в центре внимания. Ее байки о жизни во Франции и о французской кухне весьма занимательны.
– Ох, мама, les pâtisseries sont tout simplement fabuleuses. La tarte aux pommes de M. Floubert est incroyable[14] , – говорит она.
– Mia, chêrie, tu parles français, – перебиваю я. – Nous parlons anglais ici. Eh bien, à l’ exception bien sûr d’Elliot. Il parle idiote, couramment[15] .
Откинув голову, Миа заразительно хохочет, мы подхватываем ее смех.
Однако под конец ужина я изнемогаю от напряжения. Хочу остаться наедине со своей девочкой. Терпеть не могу пустых разговоров, даже в кругу семьи, и сейчас я уже на грани. Смотрю на Ану, затем беру ее за подбородок.
– Не кусай губу. Я сам хочу ее укусить.
Еще я должен установить несколько основных правил. Нужно обсудить ее спонтанную поездку в Джорджию и походы в бар с мужчинами, которые в нее влюблены. Вновь кладу руку Ане на колено, хочу ее потрогать. Кроме того, она должна принимать мои прикосновения всегда и везде. Слежу за реакцией Аны, пока мои пальцы поднимаются по бедру, лаская кожу, туда, где нет трусиков. У нее учащается дыхание, и она сжимает ноги, останавливая мою руку.
Ну все! Мне нужен предлог, чтобы увести ее из-за стола.
– Давай я покажу тебе окрестности, – предлагаю я и не даю ей ответить.
Она берет меня за руку, ее взгляд серьезен, глаза блестят.
– Извините, – говорит она Кэррику.
Я увожу ее из столовой. На кухне Миа с мамой моют посуду.
– Я хочу показать Анастейше задний двор, – сообщаю я маме нарочито веселым голосом.
На улице настроение у меня резко падает, и злость рвется наружу.
Трусики. Фотограф. Джорджия.
Мы пересекаем террасу и по ступенькам поднимаемся на лужайку. Ана останавливается, чтобы полюбоваться видом.
«Ну да, да. Сиэтл. Огни. Луна. Вода», – раздраженно думаю я и целеустремленно шагаю к эллингу.
– Постой, пожалуйста, – просит Ана.
Я останавливаюсь, сердито на нее глядя.
– Мои каблуки. Мне нужно разуться.
– Обойдешься.
Я подхватываю ее и взваливаю на плечи. Она громко верещит от неожиданности. Черт! Отвешиваю ей увесистый шлепок по заду.