Джессика рассмеялась, словно никогда не слышала более смешной шутки. Брюс Пэтмен мог изложить любой средневековый научный труд на вульгарной латыни, и все девчонки покатывались со смеху.
— О чем ты говоришь, Брюс! — Невинно взмахнула она своими чудесными ресницами. — Во всей школе нет более одинокой девчонки. Представляешь себе, меня даже на бал никто еще не пригласил!
— А Эгберт на что? Насколько мне известно, он по тебе сохнет.
Джессика недовольно хмыкнула.
— С ним? На бал? Ни за что на свете! Он не человек, а карикатура.
— Точно, шут гороховый. Но ведь он твой, — улыбнулся Брюс.
— В общем-то он, конечно, ничего. Но… ты понимаешь, что я хочу сказать, — Джессика округлила глаза, пытаясь показать, что положение Уинстона безнадежное.
— Понимаю, — рассмеялся Брюс.
И Джессика скорее почувствовала, чем увидела, как он оглядел ее всю с ног до головы, решая, в его ли она вкусе. Видимо, решил, что в его, и рот его медленно растянулся в улыбке, от которой у Джессики бешено забилось сердце. Она всегда была в этом уверена. Но неужели и Брюс сейчас это понял?
Она провела кончиком языка по губам и представила, что Брюс целует ее.
Они уже поднялись наверх, и Джессика мучительно пыталась найти предлог, чтобы задержать его. Ага, есть! Через свитер она пощупала свой медальон — на месте. Родители подарили сестрам на шестнадцатилетие по золотому бантику, и Джес и Лиз носили их на цепочке как медальон.
— Ой, мой медальон! Я его потеряла! Он, наверное, упал сию минуту на лестнице. Брюс, ты просто обязан помочь мне найти его. Меня же предки убьют. Они из-за него по уши в долги влезли!
Брюс взглядом пошарил по ступенькам.
— Что-то не видно. Но, знаешь, золотце, он, конечно, найдется. Ладно, я потопал… До скорого. — С этими словами он ушел. И Джессика даже задохнулась, потрясенная его безразличием.
— Ты, кажется, медальон потеряла? Она обернулась на голос. Уинстон Эгберт собственной персоной, красный как рак, глупо улыбался.
Она вздохнула:
— Что? Ах, да, но это неважно. Потом поищу!
— Черт возьми! Я готов тебе помочь, Джессика! — не сдавался он. — Я умею искать. Меня друзья даже прозвали Шерлоком Холмсом. Один раз у брата из «коллекции марка пропала, так я ее тут же нашел. Сто лет не догадаешься где! У себя на подошве, туда уж точно никто бы не додумался заглянуть, правда?
Джессика попыталась его обойти, а он одновременно шагнул к ней.
— Ай-ай-ай! Извини! — Лицо Уинстона заполыхало еще сильнее. — Я нечаянно наступил! Тебе не больно?
Джессика сморщилась. Но тут же, по привычке, улыбнулась, показав ямочки.
— Спасибо, Уинстон, не надо, я ведь сказала. Я на урок опаздываю.
— А, ну тогда конечно. — На его лице явно было написано разочарование. — Потом увидимся?
И она ушла. Уинстон Эгберт остался на четвереньках искать несуществующий медальон.
Джессика вернулась из школы в ужасном настроении. Она было подумала, что Брюс наконец обратил на нее внимание, а он повернулся к ней спиной и при этом чуть не сбил с ног. Сейчас он ей нужен куда больше, чем раньше. Она совсем с ним запуталась. Но она все равно найдет путь к его сердцу. Как он сегодня оглядел ее! К счастью, она выглядела безупречно. От этой мысли на душе у нее потеплело. Вдруг еще не все потеряно?
— А где Лиз? — спросила Джес у матери, которая вернулась пораньше и мыла кочан салата.
— Мне кажется, они наверху с Инид. Что-то рисуют. Может, плакаты к балу.
Стройную, загорелую Элис Уэйкфилд легко было принять за старшую сестру близняшек. Она была такая же, как девочки, классическая американская красавица, вплоть до золотистых волос. Они волнами падали на плечи и развевались при каждом ее шаге.
— Инид! — взвилась Джессика. — Вот как! Почему моя сестра водится с этой мерзкой поганкой?!
Миссис Уэйкфилд повернулась и укоряюще посмотрела на дочь:
— Как у тебя только язык поворачивается? Инид неплохая девочка. У них с Лиз много общего.
— Ну конечно! Сделала из себя слепок с Лиз. Какой-то ужас! Целыми днями торчит у нас. Как будто у нее своего дома нет!
Элис Уэйкфилд улыбнулась, продолжая вытирать салат насухо:
— Похоже на легкий приступ ревности.
— Я? Ревную к Инид Роллинз? — фыркнула Джессика. — Как мать может своему ребенку сказать такое!
— А может, все-таки это правда? — скромно предположила Элис.
— Ох, мама!
— Что мама! Лиз проводит много времени с Инид. Значит, на тебя у нее времени не остается. Вот я и делаю вывод.
— Это ее личное дело. Мне-то что переживать! Пусть родится с этой мымрой, если хочет!
— Интересное рассуждение! Радость моя, дай, пожалуйста, картофельный нож из второго ящика. Этот, этот. Я тебе говорила? Стив приезжает. Он пригласил на ужин Трицию.
Брат близняшек Стивен учился в университете в соседнем городке. Жил в общежитии, но часто наведывался домой, чтобы повидать свою подругу Трицию Мартин. Джессика была в отчаянии, что ее родной брат встречается с девчонкой из такой ужасной семьи. Но сейчас ее голова занята только мыслями о самоубийственном поведении Элизабет, и она пропустила мимо ушей слова матери.
— В конце концов, Лиз может дружить с кем угодно. — С этими словами Джессика залезла в корзинку с ярко-красными помидорами и сунула один в рот.
, — Конечно!
— — Да хоть с одноглазым бегемотом, мне все равно!
— Это говорит о широте твоих взглядов. Не съешь все помидоры, оставь парочку на салат.
— Да хоть с десятью одноглазыми бегемотами, если ей это нравится. У каждого свой вкус.
— Я с тобой совершенно согласна.
— Чего мне дергаться? Ну, нравится ей Инид Роллинз. У меня все равно в сто миллионов раз больше друзей. А вообще-то это я привела ее к нам в дом.
Джессика на любила вспоминать, что Инид из двух сестер выбрала Элизабет. Она не могла ей этого простить.
Слезы брызнули у нее из глаз.
«Чертова Инид, — выругалась она про себя. — И чертов Брюс. Они оба ей не нужны. Стоит ей шевельнуть пальцем, да за ней любой побежит, это все знают. Разве ее вина, что на Инид и Брюса ее чары не действуют».
Элис Уэйкфилд ласково погладила дочь по плечу. У младшенькой (на целых четыре минуты младше Элизабет) такие вспышки были обычным делом. Это началось еще в детстве. Но они скоро проходят, как гроза летом.
— Не волнуйся, радость моя, твое место в сердце Лиз никто не займет.
— Я надеюсь. У нее нет лучше друга, чем я.
— Тогда чего ты так переживаешь?