– И он перестал есть баранину? – осведомился Бромвич.
Пенелопа посмотрела на него, не отвлекаясь от чистки кистей.
– Вообще-то нет. – Она улыбнулась. – Видишь ли, ему нравится баранина. И он не смог отказаться от нее. Как только он осознал причину своего недуга, он начал бороться с ним. Конечно, это заняло некоторое время, но зато теперь он может есть любимое блюдо безо всяких проблем.
– Поразительно, – сказал Габриэль совершенно искренне. Подумать только: если он сможет побороть внезапные воспоминания о войне, он изменит к лучшему всю свою жизнь.
Бромвич внимательно посмотрел на прелестное лицо Пенелопы.
– Ты просто чудо, Пен. Как ты вообще додумалась до всего этого?
Она, поморщившись, помотала головой и положила кисти на стол.
– Никакое я не чудо. И не обладаю выдающимся умом. Просто теория ассоциаций заинтересовала меня сразу же, как только я о ней услышала. И, откровенно говоря, я не понимаю и половины из того, что прочла, а с половиной того, что понимаю, я в корне не согласна. – Она вздохнула, застыв на мгновение, словно подбирая слова. – Мне кажется, я уверовала в эту теорию именно благодаря моей наивности. Единственное, где я действительно включала разум и логику, – это сравнение и сопоставление постигнутых мной теорий.
Габриэль вздохнул.
– Ты вовсе не наивна. С первого дня нашего знакомства я понял: ты очень проницательна. А способность благодаря своей интуиции достигать таких результатов… Это потрясающе, Пен.
– Ну… – Нахмурившись, Пенелопа глубоко вздохнула и принялась вышагивать по комнате. – Пока мы узнали лишь то, что кроется за твоими приступами головокружения на балах. У нас впереди еще много работы.
Бромвич не стал возвращаться к прежней теме.
– Как я уже говорила, – продолжила Пен, – мы будем искать скрытые ассоциации, которые могут являться причиной других симптомов. Я также хочу выяснить, откуда у тебя боязнь замкнутого пространства. – Она остановилась и посмотрела на Габриэля. – Держу пари, к этому имеют отношение события, которые произошли в промежуток времени, выпавший из твоей памяти, – я говорю о той неделе после битвы при Ватерлоо. Может быть, если мы воскресим те воспоминания, ты перестанешь бояться маленьких темных помещений.
– Это было бы замечательно, – согласился Габриэль. – Просто прекрасно. Однако… – Он сжал руку в кулак так сильно, словно в этот момент ощущал очередной приступ безумия, готовый вот-вот вырваться наружу. – Мне кажется, мы забыли о другой, более важной проблеме.
– Твои приступы.
Бромвич кивнул.
– Я надеюсь, – Пенелопа снова начала шагать, – что они с помешательством вообще ничего общего не имеют, а причиной их является совокупность множества болезненных ассоциаций. Если мы перебьем всех мелких демонов, то найти главное чудовище станет значительно проще.
«Дай-то бог». Надежда и страх переплелись в сознании Габриэля.
– Ты прежде наблюдала подобное?
Пен не вздрогнула, но Габриэль почувствовал ее смущение.
– Как я и говорила, мне не приходилось никогда прежде сталкиваться с подобными приступами.
В ее голосе отчетливо слышалось сожаление. В какой-то момент Бромвич почувствовал, что страх берет верх над надеждой, но, черт бы его побрал, он не позволит себе унывать! Всего лишь несколько дней общения с Пенелопой помогли ему больше, чем месяцы пребывания в Викеринг-плейс; более того, уже несколько лет он не чувствовал себя так хорошо, как сейчас. Если бы от лечения Пен не было никакого толку, это уже как-нибудь проявилось бы. Габриэль вновь потерял бы над собой контроль.
Пенелопа продолжила чистить кисти, а Бромвич встал напротив полотна, всматриваясь в изображение бала. Да, Пен прекрасно передала всю суть, решил он. Яркие чистые краски в виде россыпи точек и цветовые сполохи производили ни с чем не сравнимое впечатление. Стиль Пенелопы не оставлял сомнений: у нее определенно есть талант.
Габриэль знал, что его кузен и Пен познакомились в парке. Оба писали пейзажи, и Майкл, завершив работу, подошел посмотреть на ее холст. Она работала над изображением лондонского дома своей семьи.
Но эта картина написана для него, Габриэля.
– Могу я взять это себе? – спросил он.
Пенелопа окинула его недоуменным взором.
– Как напоминание. О том, что страх ненастоящий, – объяснил Габриэль, употребляя ее же слова.
– Конечно, – улыбнулась она. – Вообще это замечательная идея. Кстати, один из соседей устраивает бал через пару недель. Давай сходим туда вместе? Это прекрасная возможность выяснить, сработал ли наш сегодняшний эксперимент.
Габриэль ощутил приступ тревоги от одной только мысли об этом, однако, понимая, что Пенелопа будет в зале рядом с ним, успокоился.
– Возможно, если ты каждый день будешь видеть эту картину, тебе станет легче. – Пен встала напротив холста. – Видишь, ты в самом центре, вот здесь, – указала она. – Когда смотришь на полотно, старайся концентрироваться на себе, на твоем изображении. Даже если ты почувствуешь прилив страха, не отводи взора от картины и напомни себе, что это не поле боя, что ты в безопасности. Попробуй, если так можно выразиться, приучить свой разум к реальности.
Бромвич последовал совету Пенелопы и действительно обнаружил в самом центре мужчину. Позади него была изображена светловолосая женщина. Оба персонажа, кажется, держались за руки.
– Это ты? – спросил он, указывая на женщину.
Пенелопа внимательно всмотрелась в картину и зарделась от смущения.
– А, это… – Она засмеялась. – Да. Кажется, да.
Неужели Пен нарисовала себя ненамеренно?
– Ну… – Она облизнула губу. – Тебе ведь вроде помогли мысли о том, что я рядом с тобой. И… эм… кажется, поэтому я нарисовала и себя.
Габриэль с интересом слушал ее сбивчивые объяснения. Ведь что она говорила? Что порой художник может изобразить эмоции или символы, о которых никогда не упомянул бы вслух? Он вновь посмотрел на женщину, держащую его за руку, и ощутил, как по его телу пробежала волна тепла. И потом Бромвич заметил кое-что еще.
– Здесь ты в черном, – проговорил он.
– Что? – смущенно переспросила Пенелопа.
Габриэль дотронулся до невысохшей краски: на пальцах осталось черное пятнышко.
– Ты осознаешь, что не виновата в смерти Майкла, так ведь? – спокойно спросил он, копируя ее тон, каким она задавала ему вопрос в отношении погибших при Ватерлоо солдат.
Пенелопа вздохнула. Ее ясные глаза заблестели от слез.
– Ты не могла его контролировать.
Она отрицательно помотала головой.
– Я знаю, куда ты ведешь, но это не одно и то же, – прошептала Пенелопа. – Если бы я сразу поехала за ним в Лидс, он все еще был бы жив!