Допив до дна, Пенелопа подняла взгляд.

– Извините. – Она выдавила фальшивую улыбку. – Очень хотелось пить.

Габриэль и мисс Крибб смотрели на нее, как на помешанную. Что ж, возможно, совсем скоро Пен таковой и станет. В гостиной приступ настиг Габриэля очень быстро.

Пенелопа заметила, что мисс Крибб выглядела не просто ошеломленной – напуганной. Заметно нервничая, она бросилась прочь из комнаты.

Не важно. Если предчувствие не обмануло Пен, то она потеряет над собой контроль очень скоро, и останется достаточно времени, чтобы поймать мисс Крибб и выяснить, на кого она работает. Впрочем, выяснять тут нечего: разумеется, на трижды проклятого братца Габриэля и Амелию, его женушку. Вероятно, в этом даже как-то замешан Аллен.

Габриэль стремительно подбежал к Пен, как только закрылась дверь.

– Что происходит с тобой, Пен? – все еще ошеломленный, спросил он.

– Просто захотела немного чаю, – легко ответила она.

– Очевидно, – бросил он, раздраженно сжав губы.

– Мисс Крибб часто готовила тебе чай во время своих визитов в Викеринг-плейс? – спросила Пенелопа. Боже, ей становится жарко. Она слегка оттянула лиф платья, жалея, что не оделась полегче.

– Да. Никто не делает чай лучше Дженни. Она всегда добавляет немного бренди, как мне нравится. Думаю, она будет навещать меня там и впредь.

Пенелопа слышала голос Габриэля словно издалека. О господи! Кожу нещадно кололо, словно тысячами тончайших игл. Пен принялась лихорадочно чесать руки. Посмотрев на них, она закричала: сотни муравьев ползали по ней, их количество все росло, пока все руки не стали казаться черными – на коже не осталось живого места.

– Пен?

Габриэль подбежал к ней.

Нет, нет! «Это какой-то наркотик, – твердила себе Пенелопа, но разум уступал панике, взявшей контроль над всеми ее чувствами. – Никаких муравьев нет!» Она хотела закричать, но горло словно что-то сдавило, а сердце колотилось, будто сумасшедшее. Муравьи выглядели совсем как настоящие, и они поглощали ее кожу. Боже, как ей хотелось пить! И этот свет – как же ярко кругом! Пенелопа сощурилась, но глазам легче не становилось, они начали жутко болеть от освещения.

Габриэль обхватил ее лицо ладонями и заглянул в глаза.

– Пен, господи, что с тобой? – кричал он. – Что с твоими глазами?

– Твое безумие, – прошептала она, перед тем как ее разум полностью сдался.

Глава 20

– Ты знала, что в чай добавили какое-то вещество, не так ли?

В сознании Пен эхом отзывались слова Габриэля; казалось, она слышит голос из другого мира.

Пенелопа попыталась открыть глаза, но, лишь чуть приоткрыв их, с криком вновь зажмурилась. Боже, у нее болело все.

– Была почти уверена в этом, – с трудом проговорила она; во рту пересохло от жуткой жажды.

– Господи, Пен! – вздохнул Габриэль. – Ты понимаешь, что в этой чашке было предостаточно яда для того, чтобы взрослого мужчину на несколько часов отправить в мир безумия и кошмаров?

Яд. Наркотик. Даже несмотря на боль, сердце Пен ликовало – она оказалась права! Габриэль не сумасшедший. И что самое главное – теперь и он это знает.

– Тебе повезло, что ты выжила. – Голос обеспокоенной Лилиан звучал будто отовсюду. Пенелопа вновь предприняла попытку приоткрыть глаза – очень, очень осторожно, но через мелкую щелочку разглядела лишь силуэт кузины.

Пен беспомощно застонала. Ее тошнило, голову сдавливали беспощадные спазмы. Она вновь закрыла глаза.

– Да, но сейчас я не думаю, что мне так уж повезло.

Она услышала плеск воды, точно кто-то отжал салфетку, и вскоре почувствовала на лбу приятный холод. Пенелопа вздохнула с облегчением. Должно быть, ткань отжала Лилиан, потому что Габриэль крепко держал ее за руки, и Пен задумалась, значит ли это, что он никогда не отпустит ее? Она надеялась, что теперь они останутся вместе – и думать не хотела иначе.

– Который час? – спросила Пен, вновь пытаясь открыть глаза, чтобы понять, где находится. Теперь это удалось ей намного легче.

– Почти полдень, – ответила Лилиан, но теперь это было уже не важно. – Тебя не было с нами почти сутки.

Это значит…

– Слушание?…

Оно должно было начаться сегодня в пол-одиннадцатого. Какое странное ощущение – потерять всего несколько часов и понимать, что их ни за что не вернуть.

– Было отменено по очевидным причинам, – сказал Габриэль. – Эдвард сам отозвал запрос на формирование комиссии. И прежде чем ты спросишь, скажу сразу: ни мой брат, ни Амелия не приказывали мисс Крибб меня травить.

Затуманенный разум Пенелопы изо всех сил старался осмыслить эти слова.

– Тогда как же?…

Она почувствовала – не услышала – тяжелый вздох Габриэля.

– Она винила меня в помешательстве сестры.

«Что?» Должно быть, наркотик повлиял и на ее слух.

– Но это же глупо.

– Так и есть – для нормального человека. Но мистер Аллен беседовал с Дженни весь день и заключил, что она не в себе.

– Это ее оправдывает, – проговорила Пенелопа и, нахмурившись, добавила: – И в чем же, по ее мнению, ты виноват?

– Аллен думает, что это просто навязчивая идея, но я не могу полностью отрицать своей вины. Как ты уже знаешь, я корил себя за гибель лейтенанта Бойда, и я рассказал об этом двум женщинам, когда нашел их в отчаянном положении. Я сам представил себя в таком свете, и мисс Крибб решила, что я сообщил им далеко не все. Она вообразила, что только ужасное злодеяние и связанные с ним угрызения совести заставили меня выплачивать содержание его вдове, поместить ее в дорогую клинику и позаботиться об их детях. Очевидно, мисс Крибб решила, что я не должен остаться безнаказанным.

Пенелопе казалось, что кровь закипает в ее жилах от гнева.

– И лучшим наказанием за твою помощь будет недуг, от которого страдает ее сестра?

– Кажется, так. – Габриэль облизнул губы. – Жестокая ирония.

Пен невольно представила, чем могло закончится все это, не заметь она странного поведения служанки. Чем бы это обернулось для Габриэля… И чем бы это обернулось для нее.

– Что теперь станет с ней?

– Я позаботился, чтобы ее оставили в Викеринг-плейс, рядом с сестрой. А также предупредил Аллена, что ему необходимо прекратить свои варварские методы лечения. Нельзя обращаться так с больными людьми. Должны быть другие способы помочь им.

Габриэль… Его сердце всегда открыто для всех пострадавших от войны, отчасти за это Пенелопа его и полюбила. Но все-таки…

– Она этого не заслуживает, – пробормотала она, гнев заметно утих. Но возможно, Пен уже и вовсе не злилась бы, не страдай она до сих пор от яда. – А что она добавляла в чай? – спросила Пенелопа.