– Точно! Тот, что картины малюет по всей Зоне, этот… апокалипсис-арт. На Аэродроме мы его художества видели. И при чем тут какой-то художник? Ой, черт, она что, ожила?!
На вершине холма кто-то стоял, и через секунду Пригоршня понял, что это не поднявшаяся на ноги Ника Кауфман, а кто-то другой. Он вскинул «Вихрь», когда на холме показалось еще два силуэта.
И потом узнал одного из них.
* * *
Высокий бородач в черной шинели перевел взгляд с лежащего на земле тела на Химика и зарокотал, покачивая винчестером:
– Узнаю ее. Дочь Кауфмана, одного из троицы выживших. А это – дикарь в человечьей одежде.
– Странно как-то, бацька. Почему он такой… одетый? – спросил стоящий возле бородача худосочный курносый паренек в тужурке и спортивных штанах, с укороченным «Калашниковым» в руках.
– Потому что это человек, – заметил присевший над девушкой Красный Ворон. Когда Химик с Пригоршней только поднялись на холм, он им кивнул, но ничего не сказал, и никаких эмоций на круглой роже не проявилось. Хотя Пригоршня уже привык к немногословности Ворона, но все равно заново удивился: что за чурбан!
Ворон потрогал лицо Ники, коснулся губ и сказал:
– Ее заморозило.
– Вытяжка из «снежинки», – пояснил Химик.
При звуках его голоса курносый охнул и отскочил, а бородач, сверкнув на человека-гипера глазами, пробормотал что-то вроде «Во имя Господа нашего!».
– Бацька, он говорит! Дикарь болотный говорит! – громким шепотом поведал курносый.
– Сказал же – человек это, – буркнул Ворон, выпрямляясь.
– Стало быть, бродяга, ты этих двоих знаешь? – уточнил бородач.
Ворон пожал плечами. Пригоршня заметил, что правое уже не так сильно вздернуто по сравнению с левым, наемник теперь стоит почти ровно.
– Мы все трое сюда шли. Вместе. Они тоже хотят разобраться с Ведьмаком. Вот этот – научник в гиперском теле. Из Комплекса. Второй тоже оттуда, солдат. Бывший.
– Я ученый из лаборатории Комплекса, – ровным голосом проговорил Химик. – Мое старое тело умирало, и Ведьмак перекачал мое сознание в гипера, которого держал у себя в подвале.
– Перекачал, значит… – протянул бородач.
– Да, без моего согласия. Хотя, скорее всего, этим он спас мне жизнь.
– Но разве возможно такое? – вопросил курносый и даже руками развел в недоумении.
– Возможно при помощи артефактов «прорвы».
Химик поднял с земли тело девушки и, ни на кого не глядя, добавил:
– Я хочу ее похоронить. Один.
Повернулся и пошел с холма в сторону города.
– А чем копать будешь? – спросил Пригоршня вслед. – Может помочь все-таки?
– Нет, один, – ответил Химик, не оглядываясь. – Отломаю доску от песочницы.
Они проводили его взглядами, и курносый потер глаза, будто все еще не мог поверить в эту картину: болотный дикарь в человеческой одежде, с человеческой женщиной на руках, разговаривающий…
– У них любовь была, – пояснил Пригоршня. – Давно сплыла, но он теперь в печали. Я его понимаю.
– Кто ее убил? – спросил Красный Ворон.
– Ведьмак.
– Отступник был здесь?! – воскликнул курносый. – Где он теперь?
– Отступник – это лысый, здоровый, хромой, бывший скупщик? Ведьмак, короче? Теперь, думаю, ваш Отступник уже далеко.
Бородач уточнил:
– Он пошел в город?
– Так! – Пригоршня поднял руки. – Что-то у нас, парни, совсем беспорядочный разговор выходит. И при этом все держим стволы наготове, а это не располагает к плодотворному сотрудничеству.
– Я не держу, – сказал Красный Ворон. – Ответь нормально: где Ведьмак, где Титомир?
– Мы вот что сделаем, – решил Пригоршня, опускаясь на корточки. – Мы все сейчас сядем, тут земля вроде не мокрая, так вот, сядем и обменяемся оперативной информацией. Я на вопрос отвечаю, потом один из вас, потом снова я… Так всё потихоньку и выясним. Значит, я первый. Ворон, тебя куда «порт» выбросил и что за парни с тобой?
– Это сразу два вопроса, – пробормотал курносый, но других возражений не последовало.
У Красного Ворона поклажи не было, а остальные двое тащили по рюкзаку и теперь сняли их. Бородач, откинув назад полы шинели, присел на корточки. Широко расставив толстые колени, обтянутые выцветшей джинсой, положил рюкзак перед собой, на него пристроил винчестер. С рюкзаком он обращался очень бережно, будто там лежало что-то ценное. Курносый сел, вытянув ноги, прислонился к своей поклаже, а Красный Ворон так и остался стоять.
– Меня выбросило к озеру, – сказал наемник. – Там встретил этих двоих. Они странники.
– Гм… – пробормотал Пригоршня. – Что-то знакомое. Клан какой-то, что ли, сталкерский?
Заговорил бородач. Необычно он говорил, будто проповедь в церкви толкал, и Пригоршня подумал, что мужик и вправду смахивает на священника… Батюшка в Зоне, а? Боевой поп. Кого только здесь не встретишь. Святой отец с ружьем – охотник на мутантов и прочую нечисть!
Когда Химик вернулся, они успели обменяться кучей сведений. Пригоршня предусмотрительно захватил из вездехода три сухпайка, а у странников была своя снедь, и все слегка перекусили. Совместная трапеза располагает к добрососедским отношениям.
– Ну что, как ты? – спросил он у Химика, когда тот присел рядом. Все замолчали, глядя на человека-гипера, на лицах Тохи и Василия Пророка снова появилось удивление. Не просто это, привыкнуть к такому: волосатый дикарь в куртке и штанах.
«Дикарь», уставившись в землю, сказал:
– Я нормально. Похоронил ее там, из доски сделал крест, на нем выцарапал имя. Завалил камнями, чтоб не раскопало зверье.
– Нет здесь зверья, – заметил Пророк. – А что крест соорудил – так то правильно.
– Это просто традиция! – почти зло бросил Химик. – А я – атеист!
– Бацька! – позвал Тоха. – А угодно ли такое Господу, чтобы человечья душа в дикарском теле обреталась, зверячьем? Хотя, если атеист он… может ему там самое место?
– Не знаем мы всего того, что Господу угодно, а что нет, ибо… – начал Василий Пророк, но его перебил Ворон.
– Зря теряем время, не про то говорите. Где теперь может быть Ведьмак с остальными? Где Титомир?
– Его уже Робом звать, – заметил Пригоршня. – Я же сказал: вездеход ушел через «порт». Они все куда-то перенеслись в нем. Куда – не знаем.
Василий Пророк покачал головой:
– Удивительное дело. Мы мимо того вездехода год ходили. К нему же не подобраться было, раз попробовали – нас пушка чуть на клочья не разметала, больше не совались. Стоит себе машина, ржавеет, ну и нехай стоит. А он, оказывается, еще одной дорогой через Петлю был!