Тео открыла рот и тут же его закрыла. У мужа на руках ей было уютно, и она чувствовала себя в полной безопасности.

– Не думай, что ты можешь делать так постоянно, – пробурчала она, решив, что ей все же следовало воспротивиться.

– Буду, если захочу, – заявил Джеймс. Он даже не запыхался.

– Я личность, а не собственность, – сказала Тео, разозлившись. – Ты будешь… что, если захочешь? Таскать меня, как мешок муки? Прогуливаться по дому и вести себя так, словно ты уезжал всего на неделю? Что побуждает тебя думать, будто ты можешь обходиться со мной столь пренебрежительно?

Он устремил на нее спокойный непроницаемый взгляд.

– Я твой муж, Дейзи.

– Тео, – огрызнулась она, чувствуя себя дурой.

Джеймс кивнул:

– Да, верно. Но должен заметить, что мне неприятно называть жену мужским именем. – Он плечом отворил дверь в спальню и, поставив жену на ноги, с улыбкой спросил: – Ты придешь ужинать в этом платье?

– В этом?… – переспросила Тео, прищурившись.

– В нем ты выглядишь восхитительно.

От такого комплимента она ощутила странный спазм в животе. Как мог этот мужчина, выглядевший как варвар, быть таким галантным?

Что ж, она вполне могла поужинать и в этом платье.

Глава 26

Спускаясь по лестнице, Джеймс чувствовал, что не может заставить себя вернуться в библиотеку. Он не хотел писать письма. Ему хотелось бросить жену на кровать, скользнуть рукой под блестящую зеленую ткань, окутывавшую ее тело, и…

Он помотал головой, стараясь отогнать эти мысли. Не имея возможности выйти через парадный вход, Джеймс выскользнул через черный и прошел через сад к узенькой двери, ведущей прямо в конюшню.

Он помнил конюшню как пыльное помещение с приятным запахом сена и лошадей. Теперь стены были побелены известкой, а пол выглядел настолько чистым, что на нем можно было даже спать, если не есть. Его жена любила, чтобы все содержалось в идеальной чистоте. Именно так ему сказал грум минуту спустя.

Джеймс посмотрел, как молодые парни выгребали солому из денника серого в яблоках. Это была вторая за день смена подстилки – так ему сказали. А кобылу рядом с серым чистили уже в третий раз. Джеймс пожал плечами и прошел дальше по центральному проходу. Похоже, он владел двумя превосходно подобранными серыми, двумя вороными без единого проблеска белого и отлично подобранной упряжкой из четырех гнедых.

Росслоу, старший конюх, был энергичным весельчаком, прекрасно поддерживавшим порядок в конюшне. К тому времени, как Джеймс направился назад к двери, ведущей в сад, он множество раз слышал фразу «ее светлости так угодно» и в какой-то момент вдруг обнаружил, что беззвучно повторяет эти слова. Росслоу заметил это и расхохотался.

– Ее светлость отлично знает, как наилучшим образом все устроить, – объяснил он. – Однако не все идеи принадлежат только ей. Даже если кто-то из младших парней выскажет свое мнение, она внимательно его выслушает. В этом она справедлива. Хотя, конечно, окончательное решение всегда остается за ней.

«Очевидно, из Тео вышел бы превосходный капитан», – с усмешкой подумал Джеймс. Они с Гриффином долгие годы провели вместе. Но у них-то было два отдельных корабля и две отдельные команды. А как же можно вести хозяйство с двумя капитанами под одной крышей?

Когда Джеймс вернулся в дом, Мейдрон представил его экономке миссис Элтис, а затем шеф-повару месье Фабло, французу, такому маленькому, что едва дотягивался до духовки. И все в кухне свидетельствовало о прекрасной организации хозяйства. Там, например, имелись два вращающихся вертела.

– Один предназначен для домашней птицы, – объяснил Фабло, – а другой – для мяса.

В кладовой же все полки были уставлены рядами блестящих консервных банок.

– Да ведь это же невозможно съесть за один год! – воскликнул Джеймс, увидев, что полки закрывают все четыре стены кладовой.

– О нет, – ответила миссис Элтис с гордостью. – Когда осенью консервы присылают из поместья, я помечаю каждую банку и ставлю ее налево, а использую те, что справа. Когда же год подходит к концу, я отдаю те, что не были съедены, в сиротский приют. Ее светлости так угодно, – добавила экономка с лучезарной улыбкой.

Что ж, на борту корабля капитан – полновластный хозяин, и он, Джеймс, всегда действовал соответствующим образом. Так что членам команды приходило в голову ослушаться его не чаще, чем прыгнуть в воду, полную акул.

Поднимаясь по лестнице, Джеймс вдруг подумал: «Похоже, вовсе не я господин в этом доме. Вполне возможно, что Дейзи здесь капитан, а я – только гость». Это была обескураживающая мысль.

По словам Мейдрона, Гриффина поместили в «розовой» спальне. Конечно, Джеймс знал, где она находилась, но ведь все изменилось в этом доме… Он помнил скудно освещенный коридор наверху, но теперь лестница вела к открытому проходу, заканчивавшемуся балконом, отделанным атласным деревом. А ограждение балкона ощущалось под рукой как поручни его корабля, и ему это понравилось.

В конце концов Джеймсу удалось отыскать друга. Однако Гриффин пребывал в прескверном настроении, поэтому встретил его длинной тирадой, состоявшей из витиеватых ругательств; а когда пиратский капитан впадает в ярость, объем его словарного запаса поистине поразителен.

– У меня была восхитительная встреча с женой, – сказал Джеймс, плюхнувшись в кресло и делая вид, что не слышал горячих приветствий кузена.

Гриффин усмехнулся и спросил:

– Дала тебе пинка под зад, верно?

– Я бы сказал, жена ударила в более чувствительное место. Она склоняется к тому, чтобы уехать. Ее удерживает под моей крышей лишь одно обстоятельство: дом осажден газетчиками.

– Скоро и моя жена получит известие, что я вернулся в Лондон, – проворчал Гриффин, перенося вес с одной ноги на другую. Он еще не совсем оправился после тяжелого ранения, угрожавшего его жизни и его мужскому достоинству (Джеймс сравнительно легко отделался, а вот его кузен подхватил инфекцию и до сих пор не полностью поправился). – На следующей неделе она будет на холмах Шотландии, – добавил Гриффин.

– Я приказал Дейзи остаться, – сказал Джеймс, вытянув перед собой ноги. – На случай если тебе интересно, я использовал тот же тон, каким разговаривал с командой.

Гриффин рассмеялся:

– Как я понимаю, ее светлость это не оценила.

– Даже дворецкий понял, что у меня нет ни малейшего шанса. Я заметил сочувствие в его глазах.

– Стала озорницей, не так ли? – проворчал Гриффин, снова переваливаясь на правое бедро.

– Она в ярости, – ответил Джеймс. – И имеет полное право на это, полагаю. Я надеялся на…

– На мгновенное примирение?

– По крайней мере на прекращение вражды. Но она очень изменилась.