Эмили не ответила, пока не выехали на шоссе. Оставшись наедине с Элизабет, она какое-то время колебалась, начинать ли разговор. Но постепенно в ней поднялось непреодолимое желание посоветоваться с Лиз. Наконец, за два квартала до своего дома, Эмили вдруг спросила:
— Элизабет, ты когда-нибудь испытывала угрызения совести?
— Каждый когда-нибудь испытывает.
— А у тебя было так — ты знаешь, что это плохо, и все-таки делаешь?
— Тебя что-то мучает, Эмили? Эмили вздохнула.
— Я написала контрольную работу по химии, зная все задания.
— Как это могло случиться?
— Я понимаю, это подло. И я никогда в жизни не решилась бы на это, если бы…
Эмили замолчала. Она была готова признаться во всем, но не хотелось выдавать Джессику, особенно ее сестре. Элизабет не правильно поняла ее колебания.
— Может, не надо мне ничего рассказывать? Я ведь вижу, как тебе тяжело приходится в ансамбле.
— Это не оправдание. Мне очень стыдно, Лиз. Я никогда в жизни не делала ничего подобного.
— Почему ты мне говоришь об этом, Эмили?
— Не знаю. Может, потому, что я тебе верю, Лиз. Не представляю, что теперь делать! А ты как думаешь?
— По-моему, единственное, что можно сделать, это пойти к Руссо и все ему рассказать. — Элизабет барабанила пальцами по рулю, взвешивая каждое слово. — Правда, для этого потребуется немалое мужество.
— Нет, это выше моих сил.
— Я не могу тебя упрекать за слабость, но уверена, что ты почувствуешь себя гораздо лучше, если признаешься ему. Тебе будет трудно жить с таким пятном на совести, я ведь тебя знаю.
— Но это значит, что у меня не будет зачета по химии.
— Он очень рассердится, но, думаю, зачет поставит. Мистер Руссо строгий, но справедливый. И умный. Он поймет, каких терзаний тебе стоила эта история. Вся школа очень высокого мнения о тебе. И он оценит, что ты сама призналась, не дожидаясь, пока он сам каким-то образом все узнает.
И Эмили согласилась, что Лиз права. Наконец остановились у дома Мэйеров. Эмили посмотрела на Элизабет и улыбнулась дрожащими губами.
— Спасибо тебе, Лиз. Я все хорошенько обдумаю.
Элизабет долго смотрела вслед подруге. Когда дверь за ней захлопнулась, она укоризненно покачала головой. «Слава Богу, подобных проблем у меня нет, — подумала она. — Их очень трудно решать. Очень».
Редакция «Оракула» напоминала потревоженный улей, что было естественно за день до выхода очередного номера газеты. Редакторы всех рубрик сидели, склонившись каждый над своим столом, и вносили в гранки последнюю правку.
Пенни сидела за столом в центре комнаты и разговаривала с мистером Коллинзом о завтрашнем номере. Элизабет вошла в редакцию с прошлым номером в руках и, подождав пока куратор «Оракула» кончит беседовать с главным редактором, сказала:
— Добрый день, Пенни. У меня к тебе дело. Пенни достала носовой платок и высморкалась.
— Прости, пожалуйста. Этот насморк, наверное, до смерти не пройдет.
Она быстрым взглядом пробежала страницы, которые Элизабет положила ей на стол.
— Прекрасно. У меня не было возможности сказать тебе это раньше, но твоя заметка, как всегда, безупречна.
Элизабет как будто только и ждала этих слов.
— Эта похвала относится к тому, что написала я, или к той части, которую ты вставила в мой материал, не поставив меня в известность?
— Ты о чем, Лиз?
— Не притворяйся.
Пенни опять вынула носовой платок.
— Может, ты все-таки соизволишь сказать, в чем дело?
— Ты что, правда ничего не знаешь? Элизабет подвинула стул и села к столу.
— Я сдала в редакцию свою заметку, а кто-то взял и приписал целый эпизод. Никто не знает, как это произошло, и я решила, что ты сама приписала. Извини, если я ошиблась.
— Извинения приняты, — сказала Пенни и чихнула. — Прости, я совсем замучилась с простудой. Ты же знаешь, Лиз, я никогда не правлю чужие статьи без серьезных оснований и, конечно, всегда с согласия автора. Из-за чего ты так расстроилась?
Элизабет показала ей абзац о победе Брюса в ралли. Пенни отложила газету и рассмеялась:
— Как тебе пришло в голову, что я буду создавать популярность этой рептилии? Но я, кажется, знаю, кто это сделал.
Обернувшись в угол комнаты, она крикнула во всю мощь своих легких:
— Джон Пфайфер, иди сейчас же сюда! Спортивный редактор Джон Пфайфер, раздвигая свободные стулья, приблизился к кафедре.
— Что я должен сделать, шеф? — добродушно пробасил он.
— Послушай, Джон. Зачем ты сказал мне, что Лиз хочет вставить материал о Брюсе Пэтмене в свою колонку?
Джон взглянул на Пенни, затем на Элизабет и опустил глаза. Его поймали с поличным, и ему оставалось только честно во всем признаться.
— Брюс часто наезжал на меня, что я слабо освещаю его спортивные успехи в газете. И я решил поместить в газете репортаж о нем. Но в моей колонке не было места, и я думал, что Лиз не станет возражать…
— Еще как станет! — вставила Элизабет.
— Но, главное, я и от Брюса не дождался благодарности. С ним чуть припадок не случился, когда он прочитал статью. — Джон сконфуженно улыбнулся и прибавил, обратившись к Пенни:
— Я еще тебе нужен?
— Пока нет.
— Джон, подожди минутку. Элизабет отозвала его в сторонку.
— Ты точно знаешь, что Брюс сам вел машину в тот день?
— Никаких сомнений. Брюс никому ее не доверит.
Элизабет и сама в этом не сомневалась. Джон лишь подтвердил ее тайные опасения.
— Был ли кто-нибудь еще с ним в машине? Как же ей хотелось услышать ответ: «Да, его штурман». Но Джон молчал.
— Кто это был? — нажимала Элизабет. Джон понял, что может еще хуже подвести Брюса, и снова уставился в пол.
— Я… я не знаю.
— Ты не знаешь или не можешь сказать, Джон? Казалось, прошла вечность, прежде чем он поднял глаза на Элизабет и тихо признался:
— Я не могу тебе сказать, Лиз.
— Спасибо, Джон. — Элизабет тяжело вздохнула. — Это все, что мне хотелось узнать.
Вечером, у себя в комнате, Элизабет сотни раз возвращалась к разговору с Джоном. Больше всего ее расстраивало то, что Джон не ответил на последний вопрос. Она и раньше подозревала, что Брюс участвовал в ралли, что бы там он ни говорил Джессике. Но ей в голову не приходило, что он мог быть там с кем-то еще. Она не имела понятия с кем именно, но, судя по отказу Джона отвечать, он был с какой-то другой девушкой. Да, Лиз еще раз убедилась, что Брюсу нельзя верить. Она это всегда предполагала. Бедная Джессика! У Лиз даже сердце заболело. У нее теперь скоро откроются глаза, это дело нескольких дней. Как же ей будет тяжело! Элизабет стала думать, как смягчить горе сестры. Нет, сама она ничего не скажет ей об этом обмане. И не только потому, что Джессика ей не поверит. Просто всякая попытка развенчать Бога, а Брюс в глазах Джессики был божеством, опять приведет к ссоре, чего она просто не может допустить сейчас.