За тридцать месяцев, прошедшие с тех пор, Брэйди Хартсфилд не раз заговаривал (хотя и не при Ходжесе). Предпочтительно он просит привести мать. Когда ему говорят, что она умерла, он иногда кивает головой, словно понимает… но через день или через неделю он повторяет просьбу. В центре физиотерапии он в состоянии выполнять простые указания и снова может ходить, хотя кое-как и только с надлежащей помощью. В удачные дни он может сам есть, но одеться не в состоянии. Его состояние классифицируется как полукататоническое. Преимущественно он сидит в своей палате, глядя в окно на гараж или на картину с цветами на стене.
Однако в последние годы вокруг Брейди Хартсфилда произошло несколько необычных инцидентов, которые сделали его чем-то вроде легенды Клиники травматических поражений мозга и породили целый ряд слухов и предположений. Доктор Бабино только смеется над ними, отказываясь обсуждать … но некоторые из санитаров и медсестры охотно болтают об этом, а один отставной полицейский детектив с годами все внимательнее прислушивается к таким разговорам.
Ходжес наклоняется вперед и, размахивая руками между коленями, улыбается Хартсфилду.
- Ты притворяешься, Брейди?
Брейди не отвечает.
- Зачем? Ты все равно остаток жизни просидишь взаперти, хоть так, хоть так.
Брейди не отвечает, но одна рука медленно поднимается с колена. Он чуть не попадает себе в глаз, потом делает то, что собирался - убирает прядь волос со лба.
- Хочешь спросить о матери?
Брейди не отвечает.
- Она умерла. Гниет в могиле. Ты накормил ее отравой против сусликов. Наверное, она умирала в муках. Она мучилась, когда умирала? Ты тогда был с ней? Наблюдал?
Нет ответа.
- Ты меня слышишь, Брейди? Тук-тук, кто-нибудь есть дома?
Нет ответа.
- Я думаю, ты меня слышишь. Надеюсь, что слышишь. Эй, вот что я тебе скажу. Когда-то я много пил. И знаешь, что я запомнил о тех днях?
Тишина.
- Похмелье. Попытки вытащить себя из кровати, когда в голове стучит, как молот о наковальню. Как утром в туалете выливаешь из себя кружку жидкости и мучительно пытаешься вспомнить, что делал прошлой ночью. Иногда даже не знаешь, как попал домой. Как проверяешь машину на вмятины. Это было, как заблудиться в собственном уме, искать дверь, чтобы выйти, и не находить их, может, к полудню, когда все наконец начнет успокаиваться.
Это заставляет его на мгновение подумать о Библиотечном Эле.
- Надеюсь, там где ты сейчас и находишься, Брейди. Ты слоняешься туда-сюда внутри наполовину отключенного мозга и ищешь выход. Только у тебя нет выхода. Твое похмелья никогда не закончится. Это так? Человек, очень надеюсь, что да.
В руках ощущается боль. Он смотрит вниз и видит, что его ногти впились в ладони. Он разжимает пальцы и смотрит, как белые полумесяцы наполняются красным. Снова улыбается.
- Просто говорю, приятель. Просто говорю. Хочешь что-нибудь ответить?
Хартфилд ничего не отвечает.
Ходжес поднимается.
- Ну, ничего. Продолжай сидеть здесь у окна и искать выход. Которого нет. А я пока выйду на улицу, подышу свежим воздухом. Сегодня прекрасный день.
На столе между стулом и кроватью лежит фотография, которую Ходжес впервые увидел в доме на Вязовой улице, где Хартсфилд жил с матерью. Это ее уменьшенная копия в простой серебряной рамочке. На ней изображены Брейди и его мама, они стоят на каком-то пляже в обнимку и прижимаясь щеками, больше похожи на парня с девушкой, чем на мать с сыном. Когда Ходжес разворачивается, чтобы уйти, фотография падает с тоненьким дзинь.
Он смотрит на нее, затем смотрит на Хартсфилда и снова на фотографию, лежащую ниц.
- Брейди?
Нет ответа. Он никогда не отвечает. Хотя бы.
- Брейди, это ты сделал?
Молчание. Брейди смотрит на свои колени, где его пальцы снова вяло переплелись.
- Некоторые из медсестер говорят, что … - Ходжес не заканчивают мнение. Он поднимает фотографию и ставит ее на ножку. - Если ты сделал, сделай еще раз.
Хартсфилд ничего не делает, и ничего не происходит с фотографией. Мать и сын в беззаботные дни. Дебора Энн Хартсфилд и ее медовый мальчик.
- Ну ладно, Брейди. Прощай стало быть, крокодил. Я ушиваюсь, гамадрил.
И он идет, закрыв за собой дверь. Когда дверь закрывается, Брэйди Хартсфилд на мгновение поднимает глаза. И улыбается.
На столе снова падает фотография.
Дзинь.
9
Эллен Брен (ученикам, которые посещали курс фэнтези и ужасов литературного факультета Нортфилдской средней школы, известная как Брен Стокер) стоит у дверей школьного автобуса, который припаркован на стоянке дома отдыха «Ривер-бэнд». В руке у нее мобильный телефон. Сейчас четыре часа дня, и она собирается звонить 911, чтобы сообщить об исчезновении ученика. Именно в это время из-за того крыла, в котором располагается ресторан, появляется Питер Сауберс. Он бежит так быстро, что волосы улетает назад, открывая лоб.
Эллен неизменно строгая со своими учениками, всегда остается на учительском стороне и никогда не позволяет себе фамильярности, но сейчас она отвергает условности и сжимает Пита в объятиях, столь прочных и безумных, что чуть ли не душит его. Из автобуса, где сидят другие старосты и кандидаты в старости НСШ, доносятся отдельные саркастические аплодисменты.
Эллен отрывается от него, берет за плечи и делает еще одну вещь, которую никогда раньше себе не позволяла с учениками, - хорошо его встряхивает.
- Ты где был? Ты пропустил все три утренних семинара, ты пропустил обед, я уже хотела в полицию звонить!
- Простите, мисс Брен. У меня живот прихватило, и я решил, что нужно погулять, подышать свежим воздухом.
Мисс Брен - проводник и наставник в этом путешествии, потому что она преподает не только американскую историю, но и американскую политику, - решает, что верит ему. Не только потому, что он один из ее лучших учеников и никогда с ним не было проблем, но еще и потому, что мальчик действительно имел болезненный вид.
- Надо было … сообщить, - говорит она. - Я подумала, ты решил ехать автостопом в город или что-то вроде этого вытворил. Если с тобой что-то случится, винить будут меня. Неужели ты не понимаешь, что во время поездки я за вас отвечаю?
- Я сбился со счета времени. Меня тошнило, и я боялся не сдержаться внутри. Наверное, я что-то съел, или желудочный вирус.
Ничего плохого он не ел, и никакого вируса у него никак нет, но про тошноту он не соврал. Это нервы. Бесспорный, неподдельный страх. От мысли о необходимости встречаться завтра с Энди Халлидеем его охватывает ужас. Все может пройти гладко, он знает, что у него есть шансы, но это будет все равно что засовывать нить в иглу, которая дергается. Если не получится, у него будут проблемы с родителями и с полицией. Стипендии, пособия? Об этом можно забыть. Его даже могут посадить в тюрьму. Поэтому весь этот день он бродил по тропинкам, которые пересекают по всем направлениям тридцать акров территории дома отдыха, снова и снова обдумывая предстоящее противостояние. Что он скажет, что скажет Халлидей, что он ответит. Итак, он потерялся во времени.