Огастес узнал ее с первого взгляда. У него была хорошая память на лица, а миссис Чатер было не так-то легко забыть. Он вспомнил миловидную американскую девушку, с которой танцевал на полковом балу много лет назад, когда был младшим офицером и еще не попал в ту историю с краплеными картами, которая положила конец его военной карьере. Они сразу же понравились друг другу – хорошенькая юная американка и блестящий молодой военный. Весь вечер танцевали вместе, сидели вдвоем и мололи всяческую мистическую чушь, которую по неопытности принимали за философию. С тех пор они не встречались. Она промелькнула в его жизни лишь раз, и вскоре ее имя забылось. И вот теперь эта женщина здесь, все еще привлекательная, да к тому же с положением. И какие на ней бриллианты! А он всего лишь мелкий жулик, рыскающий в толпе, чтобы незаметно прикарманить кулон или расстегнувшуюся брошку.
Возможно, она тоже его узнает. Почему бы и нет? Он же ее сразу узнал. Но сейчас это совсем ни к чему. Мистер Бейли выскользнул на лужайку, чтобы размяться и покурить. Там уже прогуливался пожилой джентльмен, задумчиво поглядывая на ярко освещенные окна. Когда они поравнялись во второй раз, незнакомец остановился и произнес:
– В такую ночь лучше места не придумаешь. Внутри уже становится жарко. Но вам, вероятно, захочется потанцевать.
– Раньше я был неплохим танцором, – ответил Бейли и, увидев, с какой завистью мужчина поглядывает на его сигарету, протянул ему портсигар.
– Спасибо вам огромное! – воскликнул незнакомец, с жадностью хватая сигарету. – Господи, ну прямо добрый самаритянин. Я оставил свой портсигар в плаще, но постеснялся у вас просить, хотя просто умираю без табака.
С наслаждением затянувшись, он выпустил облачко дыма.
– Девчонки здорово постарались. Разве скажешь, что этот дом столько времени простоял пустым?
– Я только что приехал и не успел его осмотреть, – сообщил Бейли.
– Можем побродить там внутри, когда покурим, и освежиться тоже не помешает, – предложил общительный джентльмен. – Вы тут многих знаете?
– Ни единой души. Хозяйки меня никому не представили.
– Ну, это легко поправимо. Моя дочь как раз одна из хозяек бала. А мое имя Гринби. Когда мы пропустим по рюмочке, я попрошу ее найти вам партнершу – если вы захотите чуточку развлечься.
– Да, я бы не прочь потанцевать, хотя время мое ушло. Но мы еще повоюем.
– Не сомневаюсь, – весело согласился Гринби. – Мужчине столько лет, на сколько он себя чувствует. Пойдемте, промочим горло, а потом отыщем мою малышку.
Выбросив окурки, мужчины отправились в буфет. Шампанское оказалось довольно слабым, но эта проблема легко решалась за счет количества. Следуя этой стратегии и подкрепившись несколькими сандвичами, мистер Бейли, который в последнее время сильно недоедал, почувствовал себя значительно лучше. Мисс Гринби оказалась простодушной блондиночкой лет семнадцати, которая с детской важностью играла роль хозяйки, и вскоре Бейли уже кружился в танце с миловидной дамой около тридцати.
В нем вдруг проснулись давно забытые ощущения, и это удивило его самого. В последние годы он вел самое убогое и постыдное существование, занимаясь мелким мошенничеством и балансируя на грани серьезного криминала. Порой плутовал, оставаясь в рамках закона, а иногда, когда здорово прижимало, опускался до прямого воровства. Водил компанию с такими же сомнительными личностями, как он сам, жуликами и прохвостами, играл в карты, занимал, попрошайничал, воровал и всегда, выходя из дома, подозрительно косился на «мужчин в синих мундирах».
А вот сейчас он попал в уже полузабытую, но прежде столь знакомую обстановку. Празднично украшенные комнаты, музыка, блеск драгоценностей, шуршание дорогих платьев, порядочные джентльмены и прекрасные дамы; позорное прошлое куда-то ушло, дав ему шанс скрепить нить своей жизни, так гибельно оборвавшуюся много лет назад. В конце концов, он ведь принадлежит к их кругу. Все эти жалкие проходимцы, с которыми приходилось якшаться в последнее время, были всего лишь случайными попутчиками на его жизненной дороге.
Когда танец закончился, он с некоторым сожалением (которое было взаимным) передал свою даму какому-то молчаливому офицеру и уже подумывал в очередной раз наведаться в буфет, вдруг кто-то легонько прикоснулся к его плечу. Бейли быстро обернулся. Подобные прикосновения всегда его настораживали. Но вместо мужчины в штатском с характерным деревянным лицом он увидел даму. Это была миссис Чатер, несколько смущенная своей смелостью.
– Вы, вероятно, меня не узнали, – извиняющимся тоном начала она, но Огастес тут же с жаром перебил ее:
– Конечно же, узнал, хотя имени вашего не вспомню. Зато не могу забыть тот бал в Портсмуте, девушку, с которой танцевал. Я так мечтал встретить вас опять, и вот наконец это случилось.
– Как мило, что вы меня помните, – обрадовалась миссис Чатер. – Я часто вспоминала неповторимый вечер и наши чудесные разговоры. Вы были таким приятным молодым человеком. Интересно, что стало сейчас с вами. Как же давно все было!
– Да, много воды с тех пор утекло, но когда я смотрю на вас, мне кажется, это было в прошлом сезоне.
– Фи, какой вы стали неискренний! Тогда вы мне не льстили, впрочем, в этом не было необходимости.
В голосе ее звучал мягкий упрек, но хорошенькое личико вспыхнуло от удовольствия, а в последней фразе мелькнула тень сожаления.
– Я и сейчас далек от лести, – искренне возразил Огастес. – Я узнал вас, как только вы вошли в зал, и с радостью убедился, что время над вами не властно. Ко мне оно не столь благосклонно.
– Полноте. Да что такое седина для мужчины? Всего лишь знак отличия, как корона на лацкане или шитье на манжетах. Вы ведь, наверное, уже полковник.
– Нет, – быстро ответил Огастес, чуть покраснев. – Я давно ушел в отставку.
– Ах, какая жалость! Вы должны мне рассказать о себе – но только не сейчас. Следующий танец занят, и мой кавалер уже, наверное, ищет меня. А потом мы с вами посидим и поболтаем всласть. Но я забыла ваше имя, хотя всегда вас узнаю. Ваше имя, сэр?
– Роланд. Капитан Роланд. Ну, как, вспомнили?
Но миссис Чатер так и не вспомнила.
– Шестой танец вас устроит? – спросила она, открывая свою программку, и, получив утвердительный ответ, вписала его имя. – Танцевать мы не будем, просто посидим и поговорим по душам. Вы мне расскажете о себе все-все. Интересно, что теперь думаете о свободе воли и персональной ответственности. Я помню, в то время у вас были высокие идеалы. Надеюсь, они сохранились такими и сейчас, хотя у многих со временем поблекли. Вы так не считаете?
– Боюсь, вы правы, – мрачно признал Огастес. – Жизненные перипетии стирают позолоту с имбирных пряников, и они становятся слегка облезлыми. Как, впрочем, и мы сами.
– Ну, не будьте таким пессимистом. Это взгляд разочарованного идеалиста, а я уверена, что вы не терзаетесь обманутыми надеждами. Но мне нужно бежать. Соберитесь с мыслями и не забудьте о номере шесть в моей программке.