– Он в смотровом кабинете, – добавила она. – Его фамилия Фоллетт.
Проследовав в комнату, я обнаружил там старого знакомого инспектора. Он стоял, закрыв один глаз, перед плакатом для проверки остроты зрения. Мы тепло поздоровались, затем в ответ на мой вопросительный взгляд он молча достал из кармана служебный конверт, из которого извлек несколько предметов и разложил их на письменном столе: монету, серебряный пенал для карандашей и пуговицу.
Меня заинтересовала монета. Я ее взял и, внимательно рассмотрев, положил на место. Это была гинея времен правления Карла Второго, датированная 1663 годом. В очень хорошем состоянии, чистая и блестящая.
– Вы ее прежде видели? – спросил инспектор.
– Нет.
– А пенал?
Я повертел его в руках.
– Вижу впервые.
– Может быть, вам знакома пуговица?
– Думаю, она от жилета, – заключил я после осмотра. – От твидового жилета. И судя по нитке и кусочку ткани, ее оторвали с усилием. Но она мне незнакома.
Инспектор Фоллетт улыбнулся:
– Я в этом не сомневался, но все равно решил проверить. Эта пуговица не принадлежала жилету несчастного Д’Эрбле, который я тщательно осмотрел. Там все пуговицы на месте. Затем я показал эти вещи мисс Д’Эрбле, и она заверила меня, что ее отцу они не принадлежали. Пеналами он вообще не пользовался. У художников это не принято. И насчет монеты она тоже ничего не знает.
– А откуда все это у вас? – спросил я.
– Со дна лесного озера, – ответил он. – Я готов вам рассказать, если располагаете временем.
– Прошу вас, расскажите, пожалуйста, – попросил я, усаживая инспектора в кресло.
– Но учтите, доктор, это строго конфиденциально, – предупредил инспектор и, получив мои заверения, начал: – Значит, на следующее утро после разбирательства у коронера я встретился с сотрудником Скотленд-Ярда и из разговора с ним понял, что никаких активных действий они по этому делу предпринимать не будут. Впрочем, это понятно. У них нет времени на дела, в которых полностью отсутствуют улики. – Он посмотрел на меня. – Вы сами можете видеть, что тут совершенно не за что зацепиться. В общем, я решил начать расследование сам, прежде, конечно, получив разрешение суперинтенданта. Я тщательно прочесал примыкающий к озеру участок леса. Нашлась только шляпа мистера Д’Эрбле, в кустах, недалеко от главной аллеи. Оставалось озеро. К счастью, оно мелкое, так что мои поиски оказались удачными. Ради этих вещиц стоило потрудиться. Возможно, монета нам кое-что скажет. Уже сейчас можно предположить, что убийца – коллекционер и что Д’Эрбле оказал сопротивление. На берегу между ними завязалась борьба. Как известно, покойный был внушительного сложения, и неизвестно, чем бы это все кончилось, не подействуй яд.
– Вы считаете, что эти вещи принадлежат убийце? – спросил я. – Почему?
– На это у меня есть основания, – ответил он. – Возьмем пуговицу. Она оторвана от жилета, и оторвана, как говорится, «с мясом». Из кармана при этом выпали два предмета. Можно предположить, что Д’Эрбле, падая, схватился за карман жилета убийцы и, может быть, увлек бы его за собой, если бы пуговица не оторвалась… В кармане убийца носил коллекционную монету – я уверен, она стоит больших денег, – но он почему-то оставил ее в озере. Хотя ее можно было вытащить обычным рыболовным сачком. Но он этого не сделал. Странно. Конечно, есть и другие вопросы.
– Вы правы, инспектор, – произнес я, впечатленный ходом его мысли. – Но все равно пока личность преступника остается для нас тайной.
– Вы правильно заметили – пока, – отозвался он. – Когда с этими вещами поработают сыщики из Скотленд-Ярда, может быть, что-то и прояснится.
– То есть вы собираетесь передать свои находки им?
– Конечно. Пусть с этим разбираются тамошние асы.
«Жаль, – подумал я. – Неплохо бы взглянуть на эти вещи Торндайку. Особенно на монету».
– Разрешите мне сделать с монеты оттиск на сургуче, – попросил я.
Инспектор Фоллетт удивленно вскинул голову:
– Это против правил. Честно говоря, я вообще не имел права показывать находки вам. Но вы ответственный человек и проявляете интерес к делу… А зачем вам нужен оттиск?
– Чтобы побольше узнать о монете, – ответил я. – Вдруг появится что-то интересное. Кто знает. Конечно, я ни на секунду не забуду о строгой конфиденциальности – не стану говорить о монете со всеми подряд и показывать оттиск.
Инспектор задумался.
– Ну если так… Я не возражаю. Только проследите, чтобы на монете не осталось следов сургуча. Иначе в уголовном розыске заметят и станут спрашивать.
Я тут же принялся за дело. Из соседнего кабинета принес все необходимое: вазелин, спиртовку, кусок сургуча, чайную ложку, несколько салфеток с присыпкой и кувшин с водой. Положил салфетку на твердую пластину, отметил круг размером с монету, затем расплавил в чайной ложке сургуч и осторожно вылил на отмеченный круг. Пока сургуч остывал до нужной консистенции, я вымазал монету вазелином, стер излишки салфеткой и прижал ее к застывающему сургучу. Через несколько секунд я осторожно поднял салфетку с сургучом и монетой и опустил на некоторое время в воду, чтобы сургуч окончательно остыл. Вскоре монета выпала, обнажив очень приличный оттиск.
– Хорошо получилось, – заметил инспектор, разглядывая оттиск в лупу, пока я готовил все для обратной стороны монеты. – Похоже, вы мастер делать такие вещи, доктор. Изготовьте, пожалуйста, оттиски и для меня тоже.
Разумеется, я удовольствием согласился, и вскоре инспектор ушел с прекрасными оттисками монеты, так что теперь расставаться с оригиналом ему будет не так жалко. А я не мешкая завернул свои оттиски в льняную ткань, положил в табачную коробку и, сделав аккуратный пакет, адресовал его доктору Торндайку, сопроводив коротким письмом, в котором рассказал о разговоре с инспектором Фоллеттом и попросил о встрече на следующей неделе, чтобы обсудить ситуацию.
На многое я не надеялся, но все равно – сургучные оттиски могли оказаться полезными. Возможно, само наличие монеты в жилетном кармане убийцы что-то значит. В любом случае это был повод завести разговор о начале расследования.
Горничной я такое ответственное дело доверять не стал: сам отнес на почту и отправил пакет с письмом заказной бандеролью. Теперь можно было помечтать, предвкушая завтрашний визит к Мэрион.
О прогрессе сейчас говорят на каждом углу. Радуются успехам, достигнутым во многих областях знаний. Но мне что-то мешает безудержно восхищаться достижениями науки и техники. И, кажется, я не один такой.
Да, некоторые приметы теперешней жизни заставили бы наших предков застыть, в изумлении раскрыв рты, но нам все же не стоит кичиться своим превосходством. Если сомневаетесь, зайдите в музей или приглядитесь к какому-нибудь старинному зданию, и вы увидите, что наши «примитивные предки» были наделены чем-то таким, чего лишено нынешнее поколение.