Ресторан… обед сразу после их освобождения… лица разговаривающих туристов…
Все крупнее становятся эти слайды-изображения, все громче звучат голоса.
Наконец не остается ничего, кроме лица Кристины.
– Мы прятались в каком-то домике недалеко от моря, видели, как уезжают бандиты, – объясняет она, и в ее карих глазах светится злость…
– Там же есть что-то вроде небольшого павильончика! – воскликнула Лика, рассматривая цепочку следов. – Мы не видели этого домика, он скрыт пальмами. Но я помню, Кристина о нем рассказывала. Эти следы могут вести только туда.
– Скорее они ведут оттуда, – пробормотал Андрей, глядя себе под ноги. – Похоже, вот это – отпечатки обуви, и носок следа направлен к той дорожке, откуда мы пришли.
– Но мы не сразу заметили эти углубления с кровоподтеками, так как песок постепенно впитал кровь, и обувь преступника больше не оставляла следов. Все ясно, мы можем проследить только часть пути.
Андрей кивнул:
– Возможно. Часть пути – лучше, чем ничего. Да, точно, смотри: домик!
Сердце Лики забилось сильно и быстро.
Если француженка действительно находится здесь – пусть она будет жива!
Только бы Эмилия была живой!
Оттолкнув Андрея, Лика попыталась забежать вперед.
Но тяжелая ладонь опустилась на ее плечо:
– Куда это мы поперек батьки!
Бойфренд поднялся по ступенькам, открыл дверь и буркнул:
– Стой здесь!
Изнутри потянуло запахом резины, морской соли, водорослей.
Как только вспыхнул свет, Андрей выругался.
На дощатом полу в окровавленной блузке лежала Эмилия. Из ее груди торчал нож.
– Смотри, а ведь рукоятка ножа нам знакома, – пробормотал Андрей. – Да, точно, это, похоже, те самые ножи, из ресторанной кухни. Похожий был и у Стивена… Хотя если бы он что-то такое планировал, наверное, не признался бы тогда, возле бассейна, что он захватил с собой ножичек… на всякий пожарный случай. И он прав: дело все больше пахнет керосином. Невольно хочется хоть чем-нибудь вооружиться!
– Ничего не понимаю… Если труп вначале выбросили в море, то почему у Эмилии волосы сухие? И одежда тоже явно в воде не побывала. – Борясь с тошнотой, Лика приблизилась к телу, с надеждой посмотрела на линию густых черных ресниц. Вот если бы они дрогнули… – Нет, Андрей, дыхания нет, грудная клетка статична. – Вронская опустилась на колени, прикоснулась к руке Эмилии и замерла.
Биения пульса не чувствуется. Но рука… Она такая теплая и мягкая…
Это может означать только одно – Эмилия умерла совсем недавно, может, какие-нибудь полчаса назад. Ее тело еще не успело ни остыть, ни окоченеть.
– Мы опоздали. – По щекам Лики заструились слезы. – Мы опоздали совсем ненадолго, как жаль!
– Успокойся, не плачь, пожалуйста. Ты была настойчива, делала что могла. Но ты ведь не всесильна, – забормотал Андрей, осторожно приближаясь к телу. – Ох, да тут все кровищей залито, такие лужи – не подступиться!
Смахнув слезы, Вронская обернулась, посмотрела по сторонам.
Непосредственно возле тела француженки крови не было. Но в полуметре от него разлилась огромная лужа. А еще рядом валялась пустая банка, пакет, литровые бутылки с питьевой водой, пара яблок…
Вронская подошла к луже, нагнулась, опустила в жидкость палец, поднесла его к носу и принюхалась.
Сквозь едкую вонь резины еле уловимо пробивался почему-то запах перца, помидоров, кухни.
– Это не кровь! – Лика шмыгнула носом. – Помнишь, за ужином Ганс орал, что нет ни кетчупа, ни соевого соуса? Я еще тогда подумала: «Ну как бандиты могли унести соус, оставив из-под него баночку: выпили, что ли?» И еще один момент. Помнишь, когда Сергей якобы нашел труп Эмилии? Он говорил, что из ее груди торчал нож, а я еще удивилась: откуда столько кровищи? Но тогда я решила, что, может, вдобавок ко всему прочему француженке сонную артерию перерезали… Похоже, нам всем тут просто элементарно дурили голову! Расклад вырисовывается следующий. Эмилия со своим сообщником украла венец и имитировала собственное убийство. А потом ее подельник вернулся и прикончил ее. Но именно теперь мы близки к разгадке как никогда.
– Это еще почему?
– Маятник четко показал: посторонних на острове нет! Да и вряд ли Эмилия сговорилась с кем-то из бандитов: когда и где она успела бы это сделать?.. Значит, ее сообщник – кто-то из туристов! И выдаст его собственная обувь.
– А что – обувь?
– Я думаю, смесь кетчупа с соевым соусом оставит следы на любой обуви – и на сланцах, и на сандалиях, и тем более на светлых кроссовках.
– Да ну, бандит просто вымоет свои тапки! На море, правда, поднялись волны, к воде не подступиться… Но ты видела, там, у выхода с пляжа, перед дорожками, такие специальные корытца установлены, чтобы люди сланцы обмывали и песок на камни не таскали.
– Тогда тапочки преступника будут влажными. Сейчас ночь, солнца нет. Нельзя терять время, бежим быстрее!
– Да ладно тебе! Если у него сланцы тупо пластиковые, то и следы с них смоются, и обсохнут они на раз-два.
– Блин, ну должно же нам хоть в чем-то повезти! Пластиковые сланцы – это самый «дешевый» и неудобный вариант. У меня, например, сланцы – комбинация пластика с тканью, чтобы они мозолей не натирали. И потом, сейчас прохладно, хочется надеть кроссовки, а не тапочки…
Андрей покачал головой:
– А если у убийцы несколько пар обуви? Мне, например, повезло – грабители оставили и мои шлепки от «Бальдини», и сланцы «Габор», и даже мои любимые светлые туфли «Фаби».
– Если преступник наденет другую пару обуви, ты это заметишь. – Лика сделала несколько шагов в сторону, пытаясь обойти лужу. – У каждого из нас есть свои маленькие слабости, у тебя это – обувь. Вообще, судя по тому, что я заметила, к одежде ты дышишь ровно. Тебе важно скорее просто не выглядеть нелепо, соответствовать дресс-коду. На переговорах в джинсах тебе будет не по себе, и в ночной клуб в классическом костюме ты тоже не пойдешь. Но бренды шмоток тебе, в общем и целом, – до голубой звезды. А вот с ботинками – не так. Помню, когда мы с тобой в первый раз выбрались в магазин, ты купил себе пару обуви какой-то редкой дорогой итальянской марки. Ты просто балдел: любовался ими, восторгался.
– Ладно тебе фетишиста из меня делать!
– Я точно знаю, что сейчас это твое «обувное» увлечение нам пригодится. И в нем нет ничего плохого, почему ты надулся? Пошли скорее!
– Слушай, а ведь ты, кажется, права. Я и правда сейчас очень четко вспомнил, какие туфли у Ганса, какие – у Салаха. А на Стивене были кожаные сандалии. Они намокли, пока он в бассейне бултыхался. Сто пудов – они до сих пор мокрые. Так что твоя теория далеко не безупречна.
– Потом разберемся!