Конечно, все это является совершенно негуманной провокацией.
Но если человек невиновен, то по его реакции будет понятно, что он искренне возмущен несправедливыми обвинениями.
А если виноват, то это уже все другое: мимика, комментарии, действия…
Настоящий флакон, конечно, Семенов для эксперимента не отдаст. И правильно сделает. Это же улика, вещдок, им должны заниматься профессиональные криминалисты, а не сыщики-любители. Но никто не мешает подстроить провокацию с флаконом, совершенно идентичным найденному! И по реакции Павловской понять, действительно ли она замешана во всех этих преступлениях…
Набрав в легкие побольше воздуха, Наталия озвучила Олегу свой сомнительный план. И завершила монолог следующим предложением:
– К Павловской с духами я пойду одна. У вас есть что-то вроде незаметного микрофона, который можно прикрепить к моей одежде? Вдруг она начнет меня убивать и у меня не получится с ней справиться? Я хочу быть уверена, что вы быстро придете мне на помощь.
– Микрофона нет, но есть такой маленький брелок вроде тревожной кнопки, – деловитым тоном сообщил Олег. – Вам нужно просто на него нажать, и я через минуту буду рядом.
– Минуты достаточно для того, чтобы прирезать, – по плечам Наталии пробежала волна дрожи. – А вдруг эта Павловская и правда убийца? Натренировалась на Тиме и Инне, и как чикнет меня ножичком. С микрофоном мне было бы спокойнее.
– Подобные микрофоны только в кино используются. Но даже если бы у меня имелся такой гаджет – это никак не помешало бы преступнице реализовать свой план. Наоборот, мне кажется, брелок – это надежнее, у вас будет возможность подать сигнал. А не ждать, пойму я или нет по разговору, что вам угрожает опасность. И вообще, вся техника – это очень хорошо только в том случае, если к ней прилагается везение.
– Будем надеяться, что с везением у меня все в порядке.
Попрощавшись с Олегом, Наталия обняла всех трех собак разом и прошептала:
– На самом деле, не такая уж я и смелая. Мне здорово страшно. Только это будет нашей тайной. Договорились?
Лайма, Босяк и Дина с важным видом завиляли хвостами. По их серьезным мордам было видно: они прекрасно поняли, о чем речь, и готовы хранить тайну своей любимой хозяйки…
Страх отпустил ее мгновенно.
«Можно уходить», – пронеслось в голове Наталии, едва она увидела заплаканные глаза и покрасневший носик Ангелины Павловской.
С распухшими губами, потухшим взглядом и посеревшим лицом, она больше совершенно не напоминала булгаковскую Маргариту. Горе мгновенно превратило красивую, эффектную женщину, полную жизни и огня, в испорченную поникшую куклу, отброшенную судьбой в пыльный угол.
Вместо необычного черного платья (их у Ангелины было множество, и в каждом имелась какая-то стильная деталь: оригинальный крой рукава, или множество разрезов, или необычная шнуровка на спине) на ней теперь был надет застиранный халат неопределенного серо-розового цвета. Шикарное каре больше не разлеталось по плечам пышными облачками. Похоже, уже несколько дней женщина даже не мыла голову.
Конечно, все это по-человечески вполне объяснимо. Когда уходит близкий человек – это так больно, что на какой-то период все бытовые моменты забываются, отключаются, не осознаются.
«Просто меня удивляет, что, оказывается, Власюк был для Павловской таким близким человеком. Она производила впечатление стервы, если кем-то и увлеченной, то только собой. Ну и Булгаковым, разумеется», – Наталия с удовольствием сбросила босоножки на высоких шпильках и сделала пару шагов, разминая затекшие ноги.
– Проходите на кухню, – Ангелина кивнула на дверь, виднеющуюся в дальнем конце коридора. – После смерти Сергея я там практически живу. Мне так немного легче. Мы с ним много времени на этой кухне проводили. Пили чай, читали друг другу вслух Булгакова. Я совершенно не понимала, как много он для меня значил. Все, что он для меня делал, я воспринимала как должное. Так стыдно сейчас. И ничего уже не вернуть, не сказать ему…
Оказавшись на кухне, Наталия с любопытством осмотрелась по сторонам. В прихожей и гостиной Павловской все было стилизовано под простой, незамысловатый быт 30‑х годов. И на кухне, как оказалось, даже сегодня можно обойтись без микроволновки и телевизора.
«Но лучше бы они тут, конечно, были. Эти крашеные стены, старая плита и прокопченные полки для посуды вместо современных шкафчиков – дизайн на любителя. Как-то тут пусто, голо, некрасиво. Старые кастрюли и почерневшие чугунные сковородки – это просто уродство, при всем моем уважении к винтажу», – решила Наталия, сочувственно наблюдая за тем, как Ангелина капает в рюмку валокордин.
– Если хотите чай, сделайте себе. – Выпив капли, Ангелина присела на стул, обхватила колени руками. – У меня совсем сил нет. Завтра похороны – понятия не имею, как пойду.
Наталия не нашлась что сказать в ответ.
«Мне очень жаль, что все так случилось»? Но это было бы неправдой. Ей не жаль Власюка, чуть не проломившего Лене череп и, возможно, вынудившего Димку «загорать» в СИЗО.
«Примите мои соболезнования»? Опять ложь. Нет никаких соболезнований, есть только желание во всем разобраться и защитить свою семью.
«Чем я могу помочь?» Ангелина действительно кажется совершенно оглушенной горем, полностью беспомощной. Но с этой женщиной живет взрослый сын, в случае чего, наверное, и на кладбище мать проведет, и проследит, чтобы все было в порядке.
– Мне он казался слабым, жалким неудачником, – по щекам Ангелины потекли слезы. – Я всю жизнь искала такого мужчину, как Булгаков. Я хотела быть рядом с гением, я хотела быть музой. И мне казалось, что Сережа мне только мешает своим вниманием и заботой. Я думала – а вдруг гений мной заинтересуется, а Сережа его спугнет? Достойный мужчина решит, что я не одна, и так судьба пройдет мимо меня. Только сейчас я понимаю, что Сергей и был тем достойным, он был моей судьбой. Он первоклассный специалист, никто лучше него творчество Булгакова не знает. Студенты его обожали. А какой он заботливый! Я не помню, когда я последний раз ходила в магазин за продуктами, готовила или убиралась. Сергей все это делал – быстро, с обожанием, безо всяких просьб. А я была такой дурой! Пользовалась им, ничего не давая взамен, все принца ждала.
«На самом деле, это довольно распространенная ситуация, многие женщины попадают в подобную ловушку, живут исключительно мечтами и совершенно не ценят то, что у них есть, – Наталия расстегнула сумочку, нащупала флакон духов, заранее избавленный от упаковки. – И вообще, не помню, кто сказал, но слова мне понравились. Жизнь – это то, что с нами происходит, пока мы строим совсем другие планы…».
Наталия уже хотела вытащить флакончик, но ей пришла в голову одна мысль, и она решила повременить с парфюмерной темой.
Надо обязательно спросить у Павловской, почему произошла смена собственника дома матери Власюка! А вдруг этот новый владелец – тот самый пазл, которого недостает в общей картине?