Потом, когда уже началось у Любы с Мишей, в комнату нашу приходить ей было стыдно.
Мне рассказывали – она встречается с Мишей в кафе, в гостях у общих знакомых.
Боюсь, бросит меня муж.
Он ведь все примечает: и то, что вещей у Любы больше. Она их из Парижа привезла – а мои все вещи, кроме браслетки, мы уже давно проели. К тому же и знакомств у Любы много среди всяких писателей да журналистов. Значит, сможет она и за Мишу словечко замолвить. А я перед кем его похвалю? Перед торговками с рынка разве что…
На самом деле, вот это занятие – перебирание Мишиных бумаг – совершенно бессмысленно.
Я ведь уже предчувствую неизбежное: муж опять бросит меня, предаст, как он уже это делал.
Просто идти им пока некуда. Квартиры у Любы не имеется. Выгнать меня на улицу Мише остатки совести не позволят. Так что пока они не найдут себе комнаты – мой муж будет отмалчиваться, прятать взгляд и называть сквозь сон имя той, разлучницы…
* * *
– Я надеюсь, все это останется между нами, – Игорь Павлов обернулся и выразительно посмотрел на идущих за ним по коридору Наталию и Леонида. – Конечно, я не могу отказать однокурснику. Но вы же понимаете: в случае чего меня по голове за такие фокусы не погладят!
– Конечно, – пробормотала Наталия, машинально отмечая: морг, в котором работает приятель Лени, все-таки будет поновее того, где трудится она с мужем. Здесь светлее и дышится намного легче. Похоже, современная система проветривания и кондиционирования дорого стоит – в этом помещении почти не улавливается едкий, неприятный запах формалина. Или, может, тут просто в подвале невостребованные трупы не гниют? Хотя это вряд ли, такая картина везде. И наконец-то нашелся хоть один человек, который об этом прямо написал, – Александра Маринина в трилогии «Оборванные нити», очень даже толковый взгляд на работу судебных медиков…
– Старик, ты можешь быть полностью уверен – мы будем молчать, как партизаны. – Леня с любопытством оглядывался по сторонам. – Да, слушай, ремонт у вас сделали крутой. Может, и мы когда-нибудь до такого доживем.
– А что вы хотите увидеть на теле этого парня? – поинтересовался Павлов, останавливаясь. – Давайте, проходите, вот здесь у нас холодильники. Кстати, Козлова еще не вскрывали, назавтра назначено.
Наталия пожала плечами.
И Павлов, и ее муж правы – внешний осмотр трупа, скорее всего, никак не может доказать непричастность Димки к убийству. Особенно с учетом того, что тело хранилось в холодильнике, тут даже со временем наступления смерти особо не проконтролируешь эксперта, осматривавшего труп на месте происшествия. Только если явный косяк – давность наступления смерти двое-трое суток, а делается вывод о том, что смерть произошла сутки назад, именно тогда, когда Димка был на даче. Конечно, хочется доверять коллегам. По логике выходит: никто на себя брать ответственность и фальсифицировать выводы в интересах следователя не будет. Но разве всегда в этой жизни все происходит по логике или по совести? Лучше проконтролировать ход дела, изучить нюансы своими собственными глазами. А еще Димка – левша. В плохих детективах судмедэксперт чешет затылок и потом глубокомысленно изрекает: «Преступник был левшой». На самом деле по характеру нанесения ран не скажешь, левша их нанес или правша. Возможно, если колоть статичный манекен – можно понять, какой рукой нанесены повреждения. Но на практике речи ни о какой статичности не идет – люди двигаются, перемещаются, борются друг с другом…
Павлов уверенно прошел между лежащими рядами телами и остановился у большого массивного трупа.
– Вот он, ваш Тимофей Козлов, – Игорь посторонился, пропуская гостей ближе к телу. – Высокий был парень, сто девяносто четыре сантиметра.
Наталия прищурилась и кивнула: да, коллега определил рост верно. Навык безошибочно указывать рост формируется у судмедэкспертов довольно быстро. В быту это здорово упрощает покупку одежды для близких. Никогда никаких проколов с тем, что вещь не подошла, оказалась слишком длинной или слишком короткой. Глаз-алмаз – это про судебных медиков. Профессия требует колоссальной внимательности. И подобрать близкому человеку одежду без примерки – просто детский лепет в сравнении с теми задачами, которые приходится решать ежедневно.
– Симпатичный парнишка, – Леня грустно вздохнул, достал из кармана две пары перчаток, протянул одну жене. – Слушайте, люди, а ведь мы не зря сюда приехали…
Наталия смотрела, как Леня расстегивает рубашку на груди парня, и понимала, о чем идет речь.
Ранения на трупе оказались вертикальными, направленными сверху вниз. Поэтому и потеки крови на одежде были вертикальными, а раневые каналы шли вниз. Особенно четко это прослеживалось на колото-резаной ране, нанесенной в брюшную полость.
Это могло свидетельствовать о том, что убийца тоже был довольно высоким.
– Рост нашего Димки – сто семьдесят девять сантиметров. Нормальный мужской рост – но потерпевший же очень высокий, – прошептала Наталия, наклоняясь над телом Козлова.
Павлов вздохнул:
– Ребята, мне жаль, но вы ничего не докажете. Даже если следователь задаст вопрос о росте убийцы, однозначного ответа не будет. Есть же еще рельеф местности. Или я что-то путаю и тело в помещении нашли?
– Тело нашли в лесополосе, – Наталия бросила на коллегу недовольный взгляд. – И я все понимаю, рельеф. Действительно, потерпевший мог стоять ниже убийцы, и поэтому характер нанесения ударов вызывает предположение о том, что убийца и потерпевший одного роста. Я сама ржу, когда встречаю в книжках выводы о росте убийцы на основании экспертизы трупа. Но когда спасаешь своего ребенка, то цепляешься за любую соломинку. Нам с Леней надо поехать на место происшествия и осмотреть поляну, где нашли тело парня. А вдруг появится ниточка…
* * *
Тимофея Козлова Наталия сначала почувствовала.
Присутствие недавно ушедших из физического тела людей ощутить достаточно просто. Они дают о себе знать живым условным знаком – легким ознобом, ледяным сквозняком, пронизывающим ветром, обхватывающим сначала голени, а потом бедра и все тело. Если в теплой комнате, где сроду не было никаких щелей в окнах, вдруг тянет холодом – значит душа недавно умершего человека находится где-то поблизости.
Ежась от трогающих то руки, то ноги морозных уколов, Наталия огляделась по сторонам. И замерла.
Метрах в тридцати от той поляны, где был обнаружен труп Тимофея Козлова, стоял высокий крепкий парень лет двадцати. Ладони он прижимал к животу. И на его бледном лице застыло такое растерянное, по-детски обиженное выражение, что у Наталии стиснуло сердце.
«Мне говорили: мертвые далеко не сразу понимают, что они мертвы, – пронеслось в голове у Наталии. – Помню, экстрасенсы на проекте, общавшиеся с миром мертвых, рассказывали: выход души из тела практически не ощущается. И еще в течение года сохраняются энергетические оболочки, позволяющие практически полностью воспроизводить ощущения физического тела. Тела уже нет – а ощущения в нем присутствуют. Мне эти знания в какой-то степени помогли, когда я сама находилась между жизнью и смертью. По крайней мере, когда моя душа вышла из тела, я не бегала в слезах перед своими близкими, крича о том, почему они меня не видят и не слышат…»