Едва только придя к власти, Миша согласился открыть в стране центры подготовки боевых отрядов сирийского сопротивления. Вероятно, не было еще ни одного случая, когда государство само приглашало на свою территорию исламских экстремистов. Впрочем, после того как он раздавал гражданство неграм, удивляться и вовсе нечему[9]. А потом, появилась информация о наличии в Тушетии, в Ардотском ущелье, лагерей для подготовки боевиков Имарата Кавказ, причем, по агентурным данным, подготовку вели белые англоязычные европейцы.
– «М4».
– Она самая. Причем с глушаком. Гости оттуда…
Андрей снял трубку, перебросился словами:
– Флешка заговорила…
На экране большого телевизора – подрагивающее, неровное изображение. Снимают камерой телефона, причем не лучшего, причем из-за угла. Горы… не лысые, как в Афганистане, а покрытые зеленью. Черная точка, постепенно увеличивающаяся в размерах.
Это вертолет… да, это вертолет.
Американский «Блэк Хок», для таких мест штука очень редкая. «Блэк Хоки» есть в Турции и Польше, в Польше они производятся на заводе Сикорского. Эта птичка – на Западе так же хорошо известна, как «Ми17» у нас. Грузины еще во время правления Национальной мечты просили США дать им десять вертолетов… не продать, а дать, потому что денег у Грузии не было тогда, нет и сейчас. Им отказали… а сейчас возможно, что и дали. Или это американский вертолет. Скорее второе – идет уверенно, а это горы, на такую высоту не каждый вертолет поднимется. Скорее всего афганский вариант с более мощными турбинами.
Вертолет завис и начал садиться…
– Это Омало, – сказал Андрей, – там есть аэродром, единственный в этих краях.
Омало – административный центр Тушетии. Именно про Тушетию Георгий Данелия снял фильм «Мимино», именно оттуда его главный герой. Когда все это было…
Подъехали три внедорожника… все три «Ланд Крузеры Прадо», старые, выпуска еще… нулевых годов, им как минимум лет десять. В Грузии полно таких старых машин и стоят там машины сущие копейки, потому что правительство не берет пошлину за их ввоз. А машины хорошие, проходимые, комфортабельные…
Из вертолета высадились люди, расселись по машинам, и вертолет сразу взлетел. Машины тронулись.
Новые кадры. Лагерь… где-то в лесу, очень крутой спуск, установлены палатки. Крутизна спуска такая, что повсюду протянуты альпинистские веревки, чтобы держаться за них при передвижении и не улетать в пропасть. Сами палатки альпинистские.
Съемка еще хуже. Я знаю, через что снимают – это гибкий эндоскоп, который подцепляется к работающему на Андроиде[10] любому телефону, стоит на «Амазоне» девяносто девять долларов и девяносто девять центов. Оператор медленно движется и поворачивается… скорее всего, объектив выведен где-то в районе шлема. Качество плохое… но все же можно рассмотреть происходящее. Группа мужчин, в военной форме…
– Стоп!
Я это выкрикнул. Не сдержался.
– Назад! Где мужики!
…
– Еще!
Да… так и есть.
– Карлайл. Это Карлайл…
Все-таки жив… гнида…
Первое сентября. Я всегда ненавидел этот день…
Этот день означал, что я должен был идти в школу. Первый день был еще ничего – большую его часть занимало торжественное построение на стадионе за школой. Обычно было уже прохладно, выступали учителя, затем директор школы Ирина Михайловна. Затем – по традиции – давали первый звонок, и одиннадцатиклассники несли или вели первоклашек в школу. За ними за всеми шли уже мы, школа встречала нас покрашенными масляной краской стенами, покрашенными такой же масляной краской партами с хлябающими откидными частями столешницы – их откидывали, чтобы удобно сесть, и каждый уважающий себя чатланин должен был оставить на ней послание потомкам. Я был большим – и парта мне всегда была тесна…
И все это – нудную рутину уроков, необходимость делать домашние задания, в то время как хочется погулять – мы воспринимали как наказание… думали – уж, когда мы станем взрослыми и не надо будет делать эти чертовы домашние задания. Мы радовались, если школу закрывали на карантин или по причине морозов. Но почему-то никогда не приходило в голову, а что будет, если школы действительно не будет? Школы не будет, и мира вокруг не будет – того самого мира, который не воспринимается как какая-то ценность. Мира, когда вокруг не стреляют, не рвутся ракеты и с вертолетов на город не сбрасываются бочки со взрывчаткой.
Что ж, теперь я точно знаю, как это бывает – когда нет мира и школы нет. Потому что я вижу это своими собственными глазами.
Сирия. Первое сентября. Дети не идут в школу.
Дети прячутся от бомбежек…
Мы сидим в одном из домов на границе Баба-Амра и старого, с невысокой застройкой города. Этот район, был местом жестоких боев, он напоминает Грозный на изломе тысячелетий. Высотная застройка здесь чередуется с малоэтажной, но разрушено все. Армия, не имеющая навыков городских боев, просто делала то же, что делали мы в Грозном, столкнувшись с сопротивлением, начинала работать артиллерия. Вертолетов тут тоже не было, точные удары не наносились. В результате нет такого дома, который бы не пострадал от артиллерийских ударов. В нашем – рухнул угол, но в остальном каркас здания еще держится.
Под нашим домом – старая баррикада, и дальше по улице – точно такая же, брошенная отступающими боевиками – они отступили в Старый город, где есть подземные ходы. Отсюда мне хорошо видно старую баррикаду – в ее основе белый пикап «Иж», «пирожок». Словно напоминание о доме… в Сирии больше, чем в любой другой арабской стране, нашей техники, ее тут очень активно покупали. Но теперь ее вытесняет китайская, как тот джип, на котором нас подвезли до передовых позиций…
Мы сидим. Пьем чай – крепкий, с кардамоном. Лениво слушаем звуки боя. Сейчас линия фронта пришла в какое-то оцепенение, боевики Свободной армии и экстремисты уже несколько дней неактивны. Ждут натовских авиаударов.
Мы тоже ждем…
Все началось здесь с того, что несколько пацанов – здесь в этом городе – написали на стенах что-то непотребное о главе государства. Их схватили и, видимо, запытали до смерти агенты разведки ВВС, основной разведывательной службы этого государства – Хафез Асад был генералом ВВС, и с тех пор разведка ВВС является основной. Пришедшим отцам сказали – забудьте этих детей и сделайте новых. Я сильно сомневаюсь, что Башар Асад, врач-офтальмолог с британским образованием и нынешний глава государства, одобрил бы такое или хотя бы знал об этом. Со времени смерти его отца в государстве произошло как бы некоторое разделение – Башар занимался экономикой, международными делами, а спецслужбы жили своей содержательной жизнью. Включающей в себя крышевание контрабанды и прочие фокусы. Башар с ними ничего сделать не мог, если бы попытался, они бы его наверняка свергли и поставили бы… да и хотя бы его сводного брата Махера, который известен тем, что при ссоре с одним из своих подчиненных выстрелил ему в живот. Махер сейчас возглавляет нечто вроде дивизии специального назначения, там только контрактники, и он один из немногих, что не предал. Я лично его знаю, человек, конечно, несдержанный, но как друг готовый все для тебя сделать. Вот и найди правду в гражданской войне…