Шишига двинулся к двери, но я его остановил.
– Нет, вы с Мирой подождете здесь.
Роману вряд ли хотелось подчиняться «случайному знакомому», но он не стал возражать вслух. Он взглянул на сестру. Мира кивнула. Роман протянул мне фонарик и ключи.
– Это от подъезда, а это от квартиры.
– Я тоже пойду, – сказала Мира.
– Не думаю, что в разговоре с бывшим мужем ты сможешь быть достаточно убедительной, – возразил я. – Мне будет легче самому найти с ним общий язык.
– Может, попытаемся его позвать? – предложил Шишига.
– Прежде – проверим лестницу, – сказал я.
Открываю дверь, вхожу внутрь, осматриваюсь.
Пол вестибюля усыпан толстым слоем песка. Точно в такой песок превратился сторож Егорыч и стены в Доме Ученых.
Что же это за вещество? Надо бы взять пробу. Я знаю лабораторию, где можно провести анализ, только вот уцелела ли она и живы ли люди, работавшие в ней?
Замираю, превращаюсь в слух, ожидая услышать характерный шорох, но слышу только собственное дыхание.
Прохладно. Однако, это не тот холод, который сопутствует активности пятен. Пробегаю лучом по стенам, иду по вестибюлю. Ноги немного увязают в песке. Свечу вниз, приседаю. Всюду однообразный грунт желтоватого цвета, рыхлый, легкий. Похож на манную крупу, но я не рискую пробовать его на ощупь.
Маленькие червячки, поражающие древесину, – шашель – в течение нескольких лет превращают окна и мебель в труху. Всеядные пятна делают это в считанные минуты с любыми материалами и даже с человеческой плотью.
Встаю, подхожу к лестнице, начинаю осторожно подниматься. Ступеньки кое-где выглядывают из-под песка. Осторожно наступаю на эти места. Полированный бетон. Нет полной уверенности, но, похоже, лестница не тронута порчей.
Чтобы перебраться через запорошенные участки, необходимо взяться за перила. Натягиваю рукава куртки на кисти рук – получается что-то вроде рукавиц – и, взявшись за перила, поднимаюсь вверх.
Я уже между вторым и третьим этажом. Кое-где лестница потонула в сугробах желтоватого праха. Мне страшно: вдруг я наступлю на песок, а под ногами окажется хрупкий картон? Двигаясь дальше, сначала внимательно изучаю нижнюю поверхность верхних пролетов.
Больше всего повреждены участки между четвертым и пятым этажами. Ногой сметаю песок в дыры, очищаю самые опасные места.
И вот я на площадке пятого этажа.
Достаю из кармана ключи, но дверь оказывается открытой: Федор и не подумал закрыть ее на замок.
– Федор!
Я вхожу в прихожую, щелкаю включателем.
– Вы здесь, Федор? Это я, Ростислав.
В кухне темно. Свет исходит из комнаты, в которой я еще не был.
Не разуваясь, захожу туда и вижу, как, свернувшись калачом (сказать: «калачиком» язык не поворачивается), на диване прямо в плаще спит Федор. На тумбочке светится ночник.
– Вставайте! – кричу. Начинаю его трясти.
В ответ раздается тоскливое бормотание.
– Федор! Надо идти. Внизу ждут Мира и Рома. Мы найдем машину и уедем! Надо немедленно покинуть дом! Здесь все вот-вот может рухнуть.
– Все растаяло… – бубнит громила. – Лучше дома умереть…
Он не спит и не бодрствует, и я не знаю, как его вывести из этого состояния.
Иду в залу, открываю дверь, выхожу на балкон.
– Мира! Роман! Где вы?
– Внизу! – тут же отзывается Шишига.
– Федор немного не в себе. Надо время, чтобы его расшевелить. Попытайтесь пока найти машину. Давайте так: встречаемся внизу через полчаса. Сейчас… – я заглянул в залу, посмотрел на часы, – пятнадцать минут пятого.
– Как лестница? – спросила Мира.
– В аварийном состоянии, но пока держится. Похоже, процесс временно приостановился.
Мира перекинулась о чем-то с братом и крикнула:
– Будь осторожен, Ростик! – И я услышал их удаляющиеся шаги.
Мира беспокоилась о моей безопасности. Гоня прочь от себя эту парализующую новость, я поспешил обратно к Федору. Сейчас не до сантиментов. И все же, несмотря на то, что я был крайне утомлен ходьбой, вином, страхом и огромными порциями постоянно выбрасываемого адреналина, я не смог подавить теплую волну, разлившуюся внутри.
Я в нерешительности остановился перед Федором. Слишком значительная разница наших весовых категорий не позволяла мне применить первое, что приходило в голову: пнуть его ногой.
Обойдя его со всех сторон, я так и не придумал, что с ним делать. Может, водой его облить? Нет, тоже чревато.
Оставался один выход.
Я направился на кухню.
На столе стояла пустая бутылка и три рюмки, перевернутые вверх донышками. Я представил себе страдания одиноко упивающегося Федора, зачерпнул из кастрюли воды и напился. Затем открыл холодильник и отыскал в нем еще одну бутылку водки. Зажал между пальцами две рюмки и вернулся в комнату.
– Выпьем? – предложил я, позвенев у него над ухом.
Федор замычал и стал отворачиваться.
Я раскупорил бутылку, наполнил рюмку и сунул ему под нос.
– Ну! – крикнул я. – На посошок!
Громила на миг приоткрыл глаза и прошептал:
– Москва – кладбище…
Наконец, у меня лопнуло терпение. Я опрокинул рюмку себе в рот, отставил ее в сторону и хлестко ударил Федора по щеке.
Он кашлянул и потер ушибленное место. И вдруг тихо и отчетливо произнес:
– Да я тебя пальцем пришибу, червяк.
Он одним махом принял сидячее положение.
– А-а… это снова ты?..
Я не знал, радоваться мне или трепетать. Великан смотрел на меня безразличным взглядом, маленькие глазки его совершенно заплыли, превратившись в щелочки.
Снова наполнив рюмку, я протянул ее Федору.
– Похмелитесь?
– Это конец света, – спокойно сказал он. – Я знаю.
– Еще не все кончено, – возразил я. – Мы ведь живы, и у нас есть шансы на спасение. Надо выбраться в безопасное место и дождаться утра.
– Ты видел, как этот происходило?! – Глаза его подернулись тусклым светом. – Видел массовое уничтожение?
– Нет. Но я был свидетелем последствий. На улице много разрушенных домов, нет людей и транспорта… И одну смерть мне таки довелось увидеть.
– Чью?! – Голос Федора сорвался на визг. – Миры?!
– Старика из Дома Ученых. Сторожа.
– А… Ну и как он умер? Растворился в воздухе?
– Нет. Рассыпался в порошок. Вставайте, Федор. Нам надо уходить.
– Не-а. – Он покачал головой. – Не надо.