– Да просто характерами не сошлись. Федя был слишком навязчив в своих идеях. Я таких людей не понимаю.
– В каких это идеях? – спросил я.
– В идеях достижения абсолютного счастья.
– Как это?
– Ну, понимаешь, он слишком много уделял внимание их отношениям. Хотел, чтобы эти отношения становились все гармоничнее и гармоничнее. При этом сам он был ужасно консервативным. Никогда не искал новых методов. Если им случалось поссориться, он мог ее уговаривать по несколько часов подряд. Ругал, умолял, упрашивал, снова ругал, но в конечном счете слушал только самого себя. Держи бутерброд.
Мы принялись завтракать.
– Ну, а Мира? – спросил я.
– Что Мира?
– Какая она была в семейных отношениях?
Шишига посмотрел на меня с неюношеской хитростью и сказал:
– Мира – девушка то, что надо. В ссоре она лучше промолчит, чем поспорит. И никогда не заплачет. Хотя, она тоже немного консервативная…
– Ты-то откуда все о них так хорошо знаешь? – спросил я.
– А я жил с ними некоторое время.
Я подумал о Федоре, какой он умница все-таки, грезил о счастливой семье, позволил жить в квартире брату жены, а потом и вовсе оставил им всю квартиру.
Потом я подумал о бутербродах и о том, что запасов соленой икры нам хватит на два-три года, а вот хлеба – не больше, чем на две недели, потому что теперь эти запасы для нас ограничиваются не количеством их в магазинах, а сроком хранения. Надо будет привезти в «Поплавок» муку и минихлебопекарню. А еще надо срочно запастись сливочным маслом – в морозилке еще полно места.
После завтрака я обхватил руками хроновизор и отнес его к машине. Сев за руль, я включил рацию: Шишига взял с меня обещание быть всегда на связи и слишком далеко не отъезжать, чтобы связь не прерывалась.
Отчего-то меня снова потянуло к Пречистенке, и уже через двадцать пять минут я остановился на том самом повороте, где во рву был погребен троллейбус.
Ров стал еще шире, но, похоже, активности здесь не было. Стена зданий по левой стороне Пречистенки, вплоть до разрушенной библиотеки, продолжала еще стоять, хоть в некоторых местах уже снизилась до третьего этажа. Справа здания пострадали еще больше. Процесс выцветания стен продолжался и сейчас.
Я вышел из машины, поставил хроновизор на крышу кабины, перенес с платформы аккумулятор и несколько минут занимался подключением.
Когда все было готово, я навел объектив на стены, с которых сыпался песок, и включил аппарат.
Программа была остановлена на том кадре, который я посчитал вчера моментом причины настоящего.
Когда появилось изображение, я испытал чувство такого отвращения, которое не испытывал ни разу в жизни. Желудок судорожно сократился, и я с трудом сдержался, чтобы не расстаться со своим завтраком.
Подобное чувство я испытал однажды в студенчестве, когда ночевал в общежитии коридорного типа у своего приятеля. Я проснулся от жажды, взял стакан и отправился на кухню набрать в кране воды. Когда я включил свет, пол под ногами внезапно зашевелился, и во все стороны от меня ринулись десятки разнокалиберных тараканов – от рыжих, размером с чечевичное зернышко, до шоколадно-черных, размером с крупный желудь.
То, что я увидел перед собой, было в тысячу раз омерзительнее.
Стены полуразрушенных зданий сплошь облепили скопления гигантских тлей. Каждая в длину достигала трех, а то и четырех метров. Это были жирные монстры с маленькими треугольными головами, лоснящимися зеленоватыми брюхами и черными мускулистыми лапами. Лап было по шесть пар. Задние, мощные, как у кузнечика, увеличенного в миллион раз, по толщине напоминали столбы электропередач. Я насчитал на них по три коленных сустава. У некоторых тлей были довольно большие полупрозрачные крылья – как у исполинских мотыльков, у других особей они были поменьше. Тли копошились, перебирались друг через друга, подергивали крылышками, – одним словом, вели себя, как настоящие насекомые.
Увидев чудовищ, я так растерялся, что некоторое время не мог двигаться. Все волоски на моей кожи стояли дыбом, желудок и пищевод стиснул болезненный спазм, дыхание стало затрудненным. Мне хотелось отвернуться, но я не мог и стоял, как парализованный перед монитором.
Тли пребывали в непрерывном шевелении, картина была настолько отталкивающая и пугающая, что я понял: еще минута, и я либо потеряю сознание, либо сойду с ума.
Наконец, вернулся контроль над руками. С трудом справившись с чувством отвращения, я продолжил исследование. Взяв хроновизор, я стал его разворачивать, переводя объектив с одного здания на другое. Вся Пречистенка была покрыта шевелящейся изумрудной массой. Некоторые существа переползали с одной стороны улицы на другую, неуклюже перебираясь через завалы песка. Выходит, я ошибочно полагал, что песок можно использовать для изготовления защитного вала.
Иногда скопление тлей на стенах утолщалось и некоторым особям не хватало места. Те, что были с крыльями, отталкивались и благополучно перелетали на свободные участки. Бескрылые же оставались на месте, цепко держась за стену и ожидая, когда прекратится сутолока.
Тли впивались толстыми хоботками в стены, и в этих местах штукатурка тотчас бледнела. Из-под брюх тлей время от времени сыпался песок.
Внезапно у одного из зданий рухнула стена – и на мониторе, и в реальности. Несколько тлей успели взмыть в воздух, другие, торопливо двигая лапами, выбирались из обвала.
Я понял, что пот заливает мне лицо и, отыскав платок, стал вытираться. По телу проходила неприятная мелкая дрожь.
Как же эти твари преодолели толщу космического пространства? Не иначе, кроме законов аэродинамики, им известны и другие области физики.
Одна из тлей, отделившись от дальнего строения, полетела в мою сторону, постепенно приближаясь. Я еле сдержался, чтоб не броситься бежать. Зрелище было удручающим. Я заволновался и хотел было уже выключить хроновизор, но тля свернула и села на стену того самого здания, рядом с которым случилось мое перемещение во времени. Я успел рассмотреть на груди чудовища округлой формы выступ, смутно напоминающий человеческое лицо. Из того места, где должны находиться уши, росли две дополнительные конечности полутораметровой длины с бахромой на концах. В полете эта бахрома шевелилась и походила на пальцы пианиста во время игры.
Я вернул изображение летящей тли и, зафиксировав его, посмотрел в увеличении. От увиденного волосы на моей голове стали дыбом. То, что находилось на груди монстра, и впрямь очень походило на лицо, причем это было лицо старухи, такой древней, что морщины на ее уродливом лбу и щеках превратились в жуткие рытвины, кожа вокруг глазниц втянулась и почернела, а вместо глаз были дырки. Лицо это раза в три превосходило по размерам человеческое, и было непонятно, какую функцию оно может выполнять, ведь в полуметре над ним на короткой шее торчала овальная голова с толстым хоботом-присоской.