Так я понимаю, что я – это Массарим. Что я смотрю с высоты на Караи. И я кричу, видя, как мой брат исчезает из виду.
Передо мной появляется лицо. Я знаю эту женщину.
Она парит в воздухе.
Я смотрю в ее глаза, и лес исчезает. Деревья становятся светло-зеленым маревом, звуки приглушаются, и ничто больше не имеет значения.
Я зову ее снова, и снова, и снова.
– Едва ли.
Я моргнул, и увидел лицо Касса. Его шевелюра во флуоресцентном свете с потолка горела, словно нимб. Я был в ярко освещенной комнате с выкрашенными в мерзкий оттенок зеленого стенами и кафельным полом. В сгибе локтя торчала иголка капельницы, а у стены стоял столик на колесиках с попискивающим медицинским оборудованием.
– А? – не понял я.
– Ты назвал меня мамой. На что я ответил: «Едва ли».
– Прости, – смутился я. – Мне снился сон.
Фрагменты увиденного растворялись, подобно светлячкам под солнечным светом.
Касс улыбнулся. Выглядел он, как напроказничавший ребенок.
– У нее получилось, – сказал он. – У Эли. Она скрылась в толпе.
– Правда? – я резко сел и тут же об этом пожалел. Голову заломило, я поднял руку и нащупал шишку размером с мяч для гандбола. – Ай! Здорово же!
– Ага, подошвы ее кедов так и искрили, – кивнул Касс. – Прости. Это Марко так выразился. Но зато у нас появилась надежда. Может, ребята из «ИК» смогут ее найти.
Я вздохнул.
– Не с иридиевым браслетом на руке.
– Ой! – выдохнул Касс. – Точно.
Открылась дверь. В палату вошел брат Димитриос, переодевшийся в медицинский халат.
– Добро пожаловать, Джек! И прости за Андре – он явно переборщил со своей палкой. Будь уверен, мы проведем с ним должную беседу. Рад видеть тебя в здравии.
– Не уверен насчет «в здравии» и «рад видеть», – проворчал я.
– У меня хорошие новости, – проигнорировал он мои слова. – Вы наверняка обеспокоены, как там ваша подруга Эли. Но тому нет причин. Разумеется, нам известно, где она, и, думаю, через полчаса… час вы воссоединитесь.
– Вы врете! – воскликнул Касс и захихикал. – Вот это я сказал! Я, да еще и старшему! Ха! Но это правда. Я знаю. Ваши губы слишком… ынежярпан!
Улыбка брата Димитриоса завяла. Зато я захохотал.
В последние дни наши жизни нам не принадлежали. Нас вынудили отправиться в Грецию, затем в Огайо, в Ирак. Теперь нас засунули в темное подземелье вражеского штаба. Но Эли смогла прорваться сквозь оковы. Пусть всего на час, на десять минут – но у нее получилось. Она обрела свободу.
– Смотрю, у вас весьма легкомысленный настрой, – сухо сказал брат Димитриос. – Да будет так. Вы, судя по всему, считаете нас этакими монстрами. Но вы ошибаетесь. И мы вам не врем. Увидите. Нам многое предстоит сделать, столько нужно вам показать. У нас есть чем вас удивить. Идемте.
В палату зашел санитар, везя перед собой кресло-коляску. Я даже и слова не успел вымолвить, а он уже усадил меня и повез по коридору в компании брата Димитриоса и Касса.
Начался крутой подъем. Стены украшали разноцветные фрески с изображениями процесса строительства пирамид и роскошных покоев фараонов. От хорошего настроения очень быстро не осталось и намека. Торчать на каком-то тропическом острове уже было тяжелым испытанием. И я только-только начал к этому привыкать. А теперь что? Чем мы будем заниматься здесь? В этом откровенно неприветливом, холодном и навевающем депрессивные мысли месте?
– Где мы? – спросил я. – Что с Марко?
– А я уже думал, вы не спросите, – усмехнулся брат Димитриос. – Мы внутри пока еще официально не раскопанной пирамиды. Поначалу наши археологи посчитали это место древним курганом. Но это оказалась мастаба, так называемая усеченная пирамида с несколькими слоями. Для нас это открытие сравнилось по своей значимости со всеми потрясающими пирамидами в этой долине, обустроенными домами для тел фараонов и их жен, навеки призванных ограждать и благословлять эти земли. И теперь это наш дом!
– Вот и закончилось благословение, – буркнул я.
Мы еще раз свернули, и брату Димитриосу пришлось пригнуться, чтобы не задеть головой потолок.
– Все эти коридоры были здесь изначально, и потому они немного узковаты. Снаружи пирамиды выглядят вырезанными из цельного камня, но внутри них целая сеть переходов. И все они ведут вниз. Фараон может перемещаться лишь вверх или вниз, вверх – к богу солнца Ра, а вниз – к владыке мертвых Осирису. – Он улыбнулся. – Не знаю, можете ли вы себе представить, но здешние комнаты в прямом смысле слов утопают в золоте и драгоценностях – и все ради ублажения фараона!
– Спасибо за урок истории, – нарочно зевнул я. – Но если вы ожидали от нас восторга от пребывания в компании мертвых фараонов, то вы ошиблись. А если вы ожидали, что мы позволим промыть себе мозги, как вы сделали с Марко, то вы ошиблись вдвойне.
– Вы так и не сказали, где Марко, – напомнил Касс.
– Ты прав, не сказал, – с едва заметной улыбкой отозвался брат Димитриос.
В конце подъема нас ждала просторная ротонда с выложенной плиткой полом. Там мы ненадолго задержались. Справа и слева от нас поблескивали двери из матового стекла, ведущие во внутренние помещения. Впереди, в противоположном конце ротонды, продолжался коридор. Круглые стены покрывали детализированные рисунки: младенец и послушно склонивший перед ним голову свирепый грифон; темноволосый юный охотник, поймавший вромаски голыми руками; группа преданных последователей, собравшаяся у постели умирающего старика. «Сцены из жизни Массарима», – догадался я.
Но мой взгляд привлек к себе портрет темноволосого мужчины с бородой, сидящего на каменной плите, с кулаком, подпирающим в глубоких раздумьях подбородок. Вокруг него, прямо как на гептакиклосе, в круг выстроились изображения Семи чудес света.
У его ног на стене висели семь кусочков с грубыми набросками Семи чудес.
У меня перехватило дыхание. Я уже видели эти рисунки в своем сне – в том самом, где я был Массаримом, который сам же их и создал.
Санитар направил меня влево, где брат Димитриос остановился у одной из стеклянных дверей.
– Проверка доступа! – четко и громко произнес он.
В ответ из невидимых динамиков раздался странный механический голос.
– Добро… пожаловать… домой! – прерывисто, будто во время плохого телефонного соединения, произнес он. – С… возвращением… Джек и Касс.
Мы с Кассом кивнули. А что еще нам было делать, благодарить его? Или ее? Или это?
С тихим шорохом дверь распахнулась в зал, оказавшийся куда больших размеров, чем я предполагал, – там вполне мог разместиться целый супермаркет. С потолка, до которого было где-то двадцать футов, свисали зеленовато-белые штуки, напоминающие сталактиты. Пол покрывали маты, деля зал на четыре неравные части. В одной из них, слева от нас, бились на мечах двое воинов, мужчина и женщина.