– Петя, – сказала она тихо, – ты бы лучше шел к себе. А то там, – она кивнула на дверь, – очень напряженная атмосфера. Так что лучше на глаза ему не попадаться.
– Я по делу, – Перченок тоже понизил голос.
Верочка знала, что если капитану что-то нужно, то просто так он не отстанет, поэтому отъехала от стола, затем крутанулась в кресле вокруг своей оси и посмотрела на капитана снизу вверх очень внимательно. Глаза у нее были светло-голубые, цвета талой воды в весеннем ручье. Перченок не сам придумал такое красивое сравнение, это начальник выдал такой поэтический комплимент, когда поздравляли Верочку с днем рождения.
– Слушаю тебя, Петя, – сказала Верочка.
– Вера, ты так любишь театр… – начал Перченок.
– Ой, только не говори, что ты собираешься пригласить в театр знакомую женщину! – рассмеялась Верочка.
– А что такого? – удивился капитан.
– А то, что если она такая же, как ты, то ей будет скучно, она будет недовольна, и после спектакля вы обязательно поссоритесь. А если она разбирается в театре, то тем более будет недовольна, потому что ты пригласишь ее на заведомо плохой спектакль. Нет уж, Петя, ходите лучше в кино. Или там на Киркорова…
Перченок представил, что сказала бы Аня, если бы он пригласил ее в театр. Сказала бы, что время зря тратить не собирается, вообще не пошла бы с ним.
– Ты права, Вера, – улыбнулся он, – но я к тебе как к эксперту обращаюсь. Вот скажи, ты знаешь, в каком театре идет спектакль «Три сестры?»
– Знаю, конечно, – удивилась Вера, – а тебе зачем?
– Для дела, – строго сказал Перченок, – так что отвечай быстро и по существу.
– Ну, сейчас «Три сестры» идут в Молодежном театре, в Малом драматическом, в Театре на Фонтанке…
– Ой! Это же сколько сестер получается! – всерьез ужаснулся капитан. – Неужели ты всех видела?
– Больше тебе скажу, – невозмутимо ответила Вера, – еще Екатеринбургский театр драмы привозил в этом году «Трех сестер», а также знаменитый режиссер Римонас из Литвы приезжал на гастроли, у них тоже «Три сестры».
– Так… Значит, всего пятнадцать штук… – помрачнел Перченок, – с ума сойти можно.
– Тебе зачем все эти сестры? – участливо поинтересовалась Вера. – Поделись, а то вон аж побледнел от расстройства.
Капитан не ответил, он напряженно вспоминал. Что еще говорила про спектакль Маргарита? Что-то про Москву… это не то… ага, в прошлом году, и это была…
– А у какого театра в прошлом году была премьера этих самых «Сестер?» – выпалил он. – Не помнишь?
– Отчего же не помню, помню. В прошлом году премьера «Трех сестер» была в Театре на Фонтанке. У них каждый год премьера, сейчас, например, Шекспир, «Генрих Четвертый».
– Ты меня Шекспиром не путай! – отмахнулся капитан. – Говори быстро адрес этого самого театра.
– Записывай, – тут же отозвалась Вера.
– Вера! – ожил интерком у нее на столе. – Вызовите ко мне Перченка срочно!
– Ты меня не видела! – шепнул капитан Перченок и выкатился из приемной.
Алиса пришла в себя – и тут же об этом пожалела: реальность обрушилась на нее пульсирующей головной болью, мучительной тошнотой и болью во всех мышцах.
Она попыталась понять, где находится, попыталась вспомнить, что предшествовало этому пробуждению, – но в голове снова забилась боль, и она отступила. Ей захотелось снова погрузиться в теплую темноту беспамятства. Но беспамятство не принимало ее обратно, как тяжелая темная вода не принимает легкое тело.
Через несколько мучительных секунд – или минут? А может быть, часов? – через какое-то время, наполненное болью и тошнотой, она сделала еще одну попытку: попробовала открыть глаза.
Дневной свет показался ей ослепительным, он ударил по глазам, как резиновая дубинка. Алиса застонала и снова закрыла глаза.
– Ага, ты, кажется, приходишь в себя! – раздался рядом незнакомый голос. От этого голоса, от самого его звука боль и тошнота сделались еще сильнее.
– Мне плохо… – простонала Алиса.
– Бывает, – она почувствовала прикосновение к губам чего-то холодного и поняла, что это стакан. Сделала несколько жадных глотков – холодная, чуть горьковатая жидкость влилась в горло, и почти сразу ей стало легче.
Выждав для верности еще несколько секунд (или минут, или часов), она снова открыла глаза – на этот раз более успешно.
Алиса находилась в незнакомой пустой комнате.
Эта комната была настолько пустой, что в ней не было даже обоев. Гладкие серые бетонные стены, прямоугольник окна – тоже пустой, без стекла и даже без оконной рамы.
Сама она сидела в старом тяжелом кресле с высокой спинкой.
Рядом, на жестком стуле, сидел мужчина в темных очках.
– Где я? – проговорила Алиса, с трудом справившись с голосом. – Кто вы?
– Слишком много вопросов, – незнакомец чуть заметно скривил губы, обозначив улыбку.
Алиса хотела поправить волосы, которые лезли в глаза – но с удивлением поняла, что не может пошевелить рукой, потому что ее руки привязаны к подлокотникам кресла.
Попыталась шевельнуть ногой – и тут же убедилась, что ноги ее тоже связаны.
– Черт! – выпалила она скорее удивленно, чем возмущенно. – Это что – шутка такая? Развяжи меня немедленно!
– Может быть, и развяжу, – мужчина снова обозначил улыбку, – но не сразу. Тебе придется это заслужить.
– Развяжи меня, козел! – завизжала она и попыталась пнуть его ногой – но только причинила себе новую боль: веревки врезались в ногу, особенно какой-то узел…
– Держи себя в руках! – проговорил мужчина. – Это в твоих же интересах!
Алиса несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, досчитала до десяти. Говорят, это помогает успокоиться, взять себя в руки. Хотя ей это не очень помогло.
Зато у нее в памяти всплыло то, что предшествовало сегодняшнему ужасному пробуждению.
Алиса вспомнила, как вышла из театра, села в свою машину, доехала до дома. Ее обычное место на парковке было занято. На ее месте стояла какая-то незнакомая машина. Должно быть, кто-то из гостей, не зная порядков, поставил сюда свое авто. Алиса подумала, что охранник, вместо того чтобы следить за порядком, как всегда, разгадывает кроссворды и что нужно нажаловаться на него управляющему.
Но сейчас ей было лень ругаться. Она припарковала машину на одном из гостевых мест в темном углу стоянки, вышла из нее.
Тут из-за черного джипа вышел незнакомый мужчина в темных, несмотря на поздний час, очках, шагнул к ней и что-то спросил на незнакомом языке.
– Что вы говорите? – переспросила она по-английски. – Я не понимаю…
Он повторил свой вопрос, вежливо, но настойчиво, подошел совсем близко. Алиса удивленно взглянула на его лицо, но не увидела ничего, кроме своего собственного отражения в темных стеклах.