– Очко в твою пользу, лейтенант. – Он, как всегда, произнес «лейтенант» на старинный британский манер, что поначалу сильно раздражало, зато теперь казалось Эбби забавным.
В арсенал вошел капитан. В руках он нес большую коробку с пиццей.
– Кажется, сегодня четверг, – сухо произнес он.
– Не знал, – удивленно произнес Крейн, – что вы, капитан, подрабатываете доставкой еды вразнос.
– Да уж, – хихикнула Эбби, – а я не знала, что бюджет нам урезали так сильно.
– Я смотрю, вы двое те еще юмористы. – Ирвинг положил коробку на стол рядом с ноутбуком Эбби, который та поспешила закрыть. – Ну, что нового из чокнутого мира Молоха и его демонического промысла? А, да, вы мне должны пятнадцать баксов за пиццу.
Пока Эбби рассчитывалась с капитаном, Крейн пересказал ему свое видение.
– Погоди… как называлась награда, которую тебе вручили?
– Фактически мне не успели ее вручить, – кисло произнес Крейн. – Меня лишь представили к ней. Получи я ее, смог бы обеспечить нас вразумительными сведениями касательно предупреждения Катрины.
Эбби прикрыла глаза и тяжело вздохнула. Она глубоко уважала Крейна, и за последние месяцы сплошного безумия он стал ей не просто другом, но… бывали моменты, когда ей хотелось просто ударить его по губам. Открыв коробку с пиццей и вдохнув пьянящий аромат томатного соуса и расплавленного сыра моцарелла, Эбби ответила капитану:
– Крест Конгресса.
– Один из десяти крестов, выпущенных Континентальным конгрессом?
– Да, – удивленно произнес Крейн. – Вы знаете о них? Нам тяжких трудов стоило отыскать подробности относительно вручения, на котором я, собственно говоря, не имел чести присутствовать. С курьером мне прислали уведомление о том, что я представлен к почетной награде.
– Да, я знаю о крестах, но только с сегодняшнего дня.
Капитан поведал, как днем ходил с дочерью в Метрополитен-музей. Эбби только порадовалась независимому подтверждению факта, что Виллетт и эта сволочь ван Брант свои кресты получили. Хотя лучше бы Ирвинг вызнал, кто еще удостоился награды.
– Не нравится мне это, – признался капитан. – Именно в день, когда твоя почти покойная жена велит найти крест, я узнаю, что два из них – музейные экспонаты – отсутствуют.
– Вы ведь не думаете, что их правда на полировку забрали? – нахмурившись, спросила Эбби.
– Еще пять минут назад я так и думал.
Крейн, выгнув бровь, посмотрел на Эбби.
– Похоже, этот день для нас проходит под знаком совпадений, лейтенант.
Ирвинг покачал головой.
– Я в совпадения не верю.
– Зато я верю, – ответила Эбби. – Они случаются сплошь и рядом. Я за одну неделю на работе могу повидать всяких совпадений. Вот только они меня напрягают.
Крейн тем временем достал из коробки ломтик пиццы. На сей раз сырный топпинг у него не сполз и даже не растянулся вязкими нитями, не без гордости заметила Эбби. Это была одна из маленьких побед, которые радовали ее больше, чем победы крупные – в деле приспособления Крейна к реалиям современной жизни. Наверное, только способность быстро адаптироваться к переменам и помогала ему выживать.
Оставалось надеяться, что Эбби от него не отстанет. Да, Крейн отстал от жизни на несколько веков, но и ей приходилось наверстывать упущенное.
Надкусив пиццу, Крейн произнес:
– Как показывает мой собственный житейский опыт, совпадения – верный признак грядущих событий дурного толка.
Мысль Крейн высказал зловещим тоном, однако весь эффект был испорчен томатным соусом, в котором он испачкал бороду. Эбби думала даже не говорить ему, проверить, долго ли напарник будет ходить чумазым, но – к немалому ее разочарованию – Крейн сам утер лицо бумажной салфеткой.
– Крейн, без обид, но твое присутствие в нашем мире – уже предвестник злого рока. – Ирвинг достал из кармана телефон. – Вышло так, что страховой следователь, который занимается делами музея, – мой бывший напарник.
– Правда? – удивилась Эбби.
– Почти все страховые следователи – из силовых структур, – пожал плечами Ирвинг. – Мы с Бэтани Наджент вместе учились, а после год на пару чесали улицы. Оттрубив двадцать лет, она подалась в страховщики. Позвоню ей.
Пока он копался в адресной книге, Крейн глянул на Эбби так, что она внутренне съежилась. Не первый раз, кстати.
– Полагаю, насчет общего смысла сказанного я догадался, однако конкретные выражения, как-то: «чесать улицы» и «оттрубить двадцать лет», – признаться, поставили меня в тупик.
Эбби не спешила с ответом. Ей и без того с трудом давалось объяснение простого сленга, а объяснять полицейский жаргон значило залезть в такие дебри, из которых можно вовсе не выбраться. «Оттрубить двадцать лет» следовало понимать как «отработать два десятка лет»; выходит, напарница Ирвинга заслужила полную пенсию. С этим все просто, зато смысл выражения «чесать улицы» ее и саму не радовал.
Слава богу, Ирвинг избавил ее от неловкости, переведя телефон в режим громкоговорителя. Из крохотного динамика доносился тихий тоновый сигнал.
– Сукин сын, – недовольно и без прелюдий произнес сухой женский голос. – Только подумала, что для полного счастья сегодня мне не хватает звонка от бывшего напарника.
Улыбаясь от уха до уха, Ирвинг ответил:
– Ну, я-то привык слышать твой голос в кошмарах, так что по телефону общаться с тобой уже не страшно.
Крейн хотел было что-то спросить у Эбби, но та вскинула руку и одними губами произнесла: все хорошо.
– Ты все так же в пригороде?
– Да. В Сонной Лощине.
– Ты ведь знаешь, что в округ Вестчестер ссылают копов, которые не справляются со службой в нью-йоркском департаменте?
– Ага, а те, кто не справляется и здесь, идут в страховщики.
Из динамиков раздался смех.
– Туше. Знаешь, тебе в этой Сонной Дрищине, может, и нечем заняться, зато другим приходится зарабатывать на хлеб. Так что давай, выкладывай, зачем звонишь. Черт, я ведь не забыла про твой день рождения, а?
– Нет, я вообще-то по делу. Ты у меня на громкой связи. В комнате со мной один из подчиненных – Эбби Миллс, и консультант из Англии, Икабод Крейн.
Тон Наджент моментально изменился.
– В чем дело? – сама серьезность, спросила она. – Мы с Мейси вчера в музей заглядывали.
– Как она, кстати? – Тон Наджент снова переменился, на этот раз в ее голосе звучала дружеская забота.
– Хорошо. К экзаменам готовится.
Эбби пристально посмотрела на капитана. В первом предложении он откровенно солгал, зато второе произнес тоном гордого отца. Как родителя Эбби начальника знала плохо, но выражение гордости у него на лице ей понравилось.